Острова Тубуаи
Шрифт:
— Нормально… — передразнил доктор.
Вдруг в палату шагнула мать и замерла на пороге. На ней был длинный белый халат, гораздо ниже колен. Застегнутый на все пуговицы. В этом халате мать была похожа на игрушечного пупсика.
— Что такое?! — вытянулся в струнку доктор. Усы его ощетинились. — Вы что, мамаша, правил не знаете?! Приемные часы с шестнадцати нуль-нуль до двадцати нуль-нуль….
Мать не ответила, прошла ко мне и робко присела на краешек кровати. Потом оглянулась и посмотрела на доктора. Ее ресницы дрогнули, и усы напротив поникли.
— Черт знает что, — пробурчал доктор миролюбиво.
— Пойдемте, заглянем
— Сынок, — прошептала мать. — Как ты?
Я протянул ей дедов подарок. Она рассеянно повертела его в руке.
— Что это?
— Варган. Дед подарил. Классный дед, — я забрал у матери игрушку, засунул в рот, хотел заиграть, но мать остановила.
— Подожди, — едва слышно сказала она. — Хочу попросить тебя… Мы уедем. Вот ты поправишься, и уедем. Обязательно.
— Куда?
— Пока не знаю. Мы подумаем. Куда ты хочешь?
— Хм…
— Мы одни уедем. Только с тобой. Но я хочу попросить… Сегодня к тебе придет милиционер. Он будет спрашивать, кто тебя избил. — Мать опустила голову, почти прошептала: — Не говори про него… А то его в тюрьму посадят.
Я прекрасно понял, о ком она. Но все-таки спросил:
— Кого посадят, милиционера?
— Какого милиционера? А-а… нет, что ты… Скажи, что ты упал. Нечаянно упал. Полез на шкаф. И упал. Очень тебя прошу. Я уже сказала. Теперь и ты скажи, ладно?.. А мы уедем. Уедем.
Я поднес варган ко рту, тронул пластинку.
— Мя-я-у, — с готовностью отозвались коты. Они моргнули все разом, вытянули шеи, опять моргнули и стали смотреть на меня. Это длилось несколько минут — моргали и смотрели, смотрели и моргали.
— Ладно, — сказал я.
Коты отвернулись от матери к стене и стали кричать на луну.
Глава 4
Помню знакомство с Аленкой. Мне было четыре года, но я хорошо запомнил эту встречу. Мать говорила, что я все перепутал, Аленка приехала в Степногорск позже того времени, когда я маялся зубами и мы с Нянькой почти поселились у стоматолога. Но я впервые увидел Аленку именно в поликлинике и совершенно уверен, что прав.
Нянька в очередной раз повела меня к зубному. Я боялся ужасно, но и зуб болел ужасно. В крошечном предбаннике было полно народу. Взрослые и дети (у рабочих с рудника больница была общей для взрослых и детей) сидели и стояли у дверей кабинета, тесно прижавшись друг к другу.
Напротив меня сидела девочка с туго заплетенными косичками. Она рассматривала картинки в книжке и была абсолютно спокойна. Я решил, что это очень мужественная девочка. Сам я дрожал и потел от страха. Я стал смотреть на девочку. Ее вид меня успокаивал. Мне показалось, что она младше меня, и это тоже радовало. Рядом с девочкой сидела ее мама. Иногда девочка с мамой рассматривали картинки вместе. Девочка говорила: «Смотри, мам», — и давала ей книжку в руки. Мама смотрела, переворачивала страницу… Я таращился на девочку во все глаза. Она вдруг посмотрела на меня, показала язык и опять стала рассматривать книжку. Я не обиделся. Это была девочка-пример.
Наконец подошла ее очередь. Открылась дверь. Девочкина мама поднялась и вошла в кабинет. Я открыл рот, а дурацкая девочка с тугими косичками снова показала мне язык.
Во второй раз мы встретились, может быть, через неделю или чуть больше. Аленка тогда спасла мне
Я наблюдал за птичьим полетом, пока воробьи не исчезли. Во дворе появилась та самая пример-девочка. Увидев ее, я забыл приказание, сорвался со своего места, чтобы ее поколотить, и в тот же миг за моей спиной что-то звонко и тяжело шлепнулось. Я обернулся. Но не на этот звук, а на материн крик. На лавочку, где я только что отбывал наказание, рухнула громадная сосулька, в воздухе еще висела блестящая пыль, когда я обернулся. Я посмотрел на мать. Она сделала движение, которое сейчас мне кажется очень верным — подняла руку и повертела пальцем у виска. Тогда этот жест меня только рассмешил.
Еще через несколько дней Аленку привели в нашу детсадовскую группу.
Первый раз, увидев ее, я все же ее поколотил. А потом, сам не знаю, как это вышло, стал ее защитником и воздыхателем.
Я никого из мальчишек не подпускал к Аленке. Бросался на наглеца и лупил чем придется. Меня ставили в угол, лишали булочек и компота, но ничего не помогало. Аленка стала этим пользоваться. Обидит кого-нибудь, за ней побегут, она спрячется за меня и наблюдает, что будет дальше. А дальше меня опять ставили в угол, оставляли без компота и булочек.
Первый школьный день я также запомнил на всю жизнь. Мать почему-то решила, что перед школой ребенка обязательно нужно проверить на близорукость, и закапала мне какие-то капли, прописанные врачом. С закапанными глазами положено было сидеть дома, при зашторенных окнах. На улице, при ярком солнечном свете, глаза начинало резать, я жмурился от боли и чувствовал, как по щекам катятся слезы. Опавшие листья ласково шуршали под ногами. Пахло горьковатым дымком костров. Весело галдели птицы. Мы шли к школе. Мать вела меня за руку, всхлипывала и говорила, какая она дура, испортила ребенку праздник, такой праздник бывает только раз в жизни; и опять — какая она дура. Я шел рядом, жмурился и всю дорогу силился улыбнуться.
В школьном дворе нас выстроили по линейке, разбили по классам. Кто-то говорил речи, из репродуктора звучали детские песни. Я запомнил про жирафа:
«Отчего же, отчего же всем нам хочется, братцы, На жирафе, на жирафе на живом покататься, Отчего же хочется, братцы, на живом жирафе покататься?.. О-о-о!»Прозвенел первый школьный звонок. Кто-то взял меня за руку, потащил к дверям школы. Только в здании я смог разлепить глаза и увидел, что тащит меня за собой, точно руку хочет оторвать, Аленка. Она повернулась ко мне и сказала, что я дурак и пусть теперь моя мама не просит ее водить меня в школу. В классе я хотел сесть с ней за одну парту. Но Аленка на меня шикнула и велела, чтобы я катился отсюда. Я пересел к какому-то пацану. Он сказал, что его зовут Сашка Быков, и спросил, что это я с девчонкой собирался сидеть.