Острова в океане
Шрифт:
Выглядит это замечательно, сказал он себе. Почему «выглядит»? Это и на самом деле замечательно. За такую красоту надо выпить. Ах ты, черт побери, подумал он. Хорошо бы я действительно был таким твердокаменным, каким меня считает Фредди Арчер. А я и на самом деле твердокаменный. Никогда не отказываюсь, иду всегда охотно. Какого черта им еще нужно? Чтобы я глотал «торпекс» за завтраком? Или совал его под мышки, как табак? Прекрасный способ заработать желтуху, подумал он. Почему тебе пришла в голову такая мысль? Трусишь, Хадсон? Нет, не трушу, сказал он. Просто у меня такая реакция. Многие из них до сих пор
Бар во «Флоридите» был уже открыт. Он купил две вышедшие газеты «Крисоль» и «Алерта», прошел с ними к стойке и сел на высокий табурет слева у самого ее конца. За спиной у него была стена, которая выходила на улицу, с левого бока — стена, что за стойкой. Он заказал двойной замороженный дайкири без сахара. Заказ принял Педрико, разинувший рот в улыбке, походившей на оскал умершего от перелома позвоночника. Тем не менее улыбка эта была искренняя, адресованная именно ему. Он стал читать «Крисоль». Бои шли сейчас в Италии. Те места, где воевала Пятая армия, были ему незнакомы, он знал плацдарм по другую сторону гор, где действовала Восьмая армия, и стал вспоминать его, когда Игнасио Натера Ревельо вошел в бар и стал рядом с ним.
Педрико поставил перед Игнасио Натерой Ревельо бутылку «Виктории», стакан с большими кусками льда, бутылку содовой, и Ревельо поспешно смешал себе коктейль, а потом, повернувшись к Томасу Хадсону, уставился ему в лицо своими роговыми очками с зелеными стеклами, притворяясь, будто только что увидел его.
Игнасио Натера Ревельо, высокий, худой, был одет в белую полотняную рубашку, белые брюки, черные шелковые носки, начищенные до блеска коричневые английские ботинки. Лицо у него было красное, усики щеточкой; желтоватые, зеленые стекла очков защищали воспаленные близорукие глаза. Волосы белесые, гладко прилизанные. Видя, как ему не терпится выпить, можно было подумать, что это у него первый стакан за день. Это было далеко не так.
— Ваш посол ведет себя как идиот, — сказал он Томасу Хадсону.
— Ну, тогда мое дело табак, — сказал Томас Хадсон.
— Нет, нет. Кроме шуток. Выслушайте меня. Это строго между нами.
— Пейте, пейте. Я ничего не желаю слушать.
— А послушать не мешает. И принять какие-то меры тоже не мешает.
— Вы не озябли? — спросил его Томас Хадсон. — В одной рубашке, в легких брюках.
— Я не зябкий.
И трезвым тоже никогда не бываешь, подумал Томас Хадсон. Первый стакан пьешь в маленьком баре возле дома, а сюда добираешься уже совсем на бровях. Ты, верно, и не заметил, когда одевался, какая сегодня погода. Да, подумал он. А ты сам? Когда ты выпил сегодня утром свою первую порцию и сколько хватил до той, что пьешь сейчас? Не бросай первый камня в пьяниц. Да дело не в пьянстве, подумал он. Пусть пьет, пожалуйста. Только уж очень он нудный. Зануд жалеть нечего и щадить их тоже
— Кинем кости — кому платить? — сказал он.
— Прекрасно, — сказал Игнасио. — Вы и начинайте.
Томас Хадсон метнул, выбросил трех королей и остался в выигрыше.
Выиграть было приятно. Не то чтобы коктейль стал вкуснее от этого, но выбросить сразу трех королей было очень приятно, и он с удовольствием выиграл у Игнасио Натеры Ревельо, потому что Игнасио был сноб и зануда, а возможность выиграть у него придавала ему какую-то долю полезности и значения.
— Теперь кинем на следующую порцию, — сказал Игнасио Натера Ревельо.
Он из тех снобов и зануд, которых даже за глаза величаешь всеми тремя именами, подумал Томас Хадсон, так же как в мыслях у тебя он всегда сноб и зануда. Вроде тех, кто ставит цифру III после своей фамилии. Томас Хадсон Третий. Томас Хадсон Третий сидит в клозете.
— Вы случайно не тот Игнасио Натера Ревельо, который Третий?
— Конечно, нет. Что вы, не знаете, как зовут моего отца?
— Да, правильно. Конечно, знаю.
— И братьев моих знаете. Имя деда вам тоже известно. Перестаньте валять дурака.
— Постараюсь перестать, — сказал Томас Хадсон. — Изо всех сил буду стараться.
— Вот и хорошо, — сказал Игнасио Натера Ревельо. — Вам это только на пользу.
Устремив все свое внимание на предстоящий ход — на самое трудное, самое блистательное из всего, что он совершит за первую половину дня, — Игнасио Натера Ревельо щеголевато повел рукой и метнул из стакана четырех валетов.
— Бедный мой друг, — сказал Томас Хадсон. Он встряхнул кости в тяжелом кожаном стакане и с нежностью прислушался к их стуку. — Милые, симпатичные косточки. Такие они добротные, такие аппетитные, — сказал он.
— Ну, давайте, хватит дурить.
Томас Хадсон метнул на слегка влажную стойку трех королей и две десятки.
— Хотите пари?
— Мы и так на пари играем, — сказал Игнасио Натера Ревельо. — Ну, за чей счет вторая порция?
Томас Хадсон любовно встряхнул кости и метнул даму и валета.
— А сейчас — идем на пари?
— Уж очень вам везет.
— Ладно. Тогда беру коктейлями.
Он метнул короля и туза, которые степенно, гордо выкатились из стакана.
— Вот везет бродяге!
— Еще раз двойной замороженный дайкири без сахара и что закажет Игнасио, — сказал Томас Хадсон. Игнасио начинал нравиться ему. — Слушайте, Игнасио, — сказал он. — Я первый раз вижу, чтобы на мир смотрели сквозь зеленые очки. Сквозь розовые — да. Сквозь зеленые — нет. Вам не кажется, будто все какое-то травянистое? И будто вы на лужайке? У вас не бывает такого ощущения, будто вас выпустили попастись?
— Зеленый цвет самый полезный — глаза отдыхают. Это доказано крупнейшими окулистами.
— А вы знаетесь с крупнейшими окулистами? Буйный, верно, народ.
— Личных знакомств среди них у меня нет, я только своего знаю. Но он в курсе последних достижений медицины. Лучший окулист в Нью-Йорке.
— А мне нужен лучший в Лондоне.
— Лучшего лондонского окулиста я тоже знаю. Но самый лучший в Нью-Йорке. Я с удовольствием вас к нему направлю.
— Метнем еще разок.