Островский. Драматург всея руси
Шрифт:
Дубельт был по приемам человек очень любезный и вежливый.
– Чем могу быть вам полезным, мой любезный друг? – спросил он меня.
– У меня горе, ваше превосходительство: бенефис на носу, а все представленные мною пьесы не одобрены!
– Ай, ай, ай! как это вы, господа, выбираете такие пьесы, которые мы не можем одобрить… все непременно с тенденциями!
– Никаких тенденций, ваше превосходительство; но цензура так требовательна, что положительно не знаешь, что и выбрать!
– Какую же пьесу вы желаете, чтобы я вам дозволил?
– «Семейную картину»
– В ней нет ничего политического?
– Решительно ничего; это небольшая сценка из купеческого быта.
– А против религии?
– Как это можно, ваше превосходительство!..
– А против общества?
– Помилуйте, это просто характерная бытовая картинка.
Дубельт позвонил. «Позвать ко мне Гедерштерна, и чтобы он принес с собою пьесу «Картина семейного счастия» Островского».
Является высокая, сухая, бесстрастная фигура камергера Гедерштерна с пьесой и толстой книгой.
– Вот господин Бурдин просит разрешить ему для бенефиса неодобренную вами пьесу Островского, так я ее дозволяю!
– Но, ваше превосходительство, – начал было Гедерштерн.
– Дозволяю – слышите!
– Но, ваше превосходительство, в книге экстрактов извольте прочесть…
– А, боже мой! я сказал, что дозволяю! Подайте пьесу.
Гедерштерн подал пьесу, на которой он сверху написал: «Дозволяется. Генерал-лейтенант Дубельт» – и не зачеркнул даже написанного прежде: «Запрещается. Генерал-лейтенант Дубельт». В этом виде и теперь хранится эта пьеса в театральной библиотеке.
Комедия Островского «Воспитанница» была также не одобрена цензурой к представлению. Я стал хлопотать о ее дозволении. В. П. Бутков, государственный секретарь, будучи очень хорош с Потаповым (Начальник Третьего отделения), дал мне по этому случаю к нему письмо, с которым я приехал в Третье отделение и отдал для передачи дежурному офицеру.
Потапов, выслушавши мою просьбу, сказал мне:
– К сожалению, господин Бурдин, я должен отказать вам. Я не могу дозволить того, что было запрещено моим предшественником, генералом Тимашевым… В своих действиях мы должны быть последовательны. Во всем должна быть система. Пьеса господина Островского с таким вредным направлением, что не может быть допущена на сцену.
Александринский театр в Санкт-Петербурге
– В чем же тут вредное направление, ваше превосходительство? Это не более как картина нравов!
– В насмешке и издевательстве над дворянством. Дворяне действуют патриотически, приносят огромные жертвы, освобождают крестьян, и за это же потешаются над ними!
– Но, ваше превосходительство, тут не задет ни крестьянский вопрос, ни благородные чувства дворянства!
– Конечно, ничего прямо не говорится, но мы не так просты, чтобы не уметь читать между строк. Еще раз извините меня, но я эту пьесу не дозволю для представления.
Впоследствии эта
Временно назначен был исправляющим должность начальника Третьего отделения генерал Анненков, брат известного писателя П. В. Анненкова.
Пьеса И. С. Тургенева «Нахлебник» была под запрещением; П. В. Анненков как друг И. С. Тургенева просил брата разрешить эту комедию.
– С удовольствием, – отвечал он, – и не только эту, а все те, которые ты признаешь нужными; только присылай поскорее, потому что на этом месте я останусь очень недолго.
П. В. Анненков послал ему несколько пьес, в числе которых находилась и «Воспитанница». И вот таким образом она попала на сцену. Пьеса имела огромный успех и до сих пор смотрится с большим удовольствием как прекрасное, художественное произведение, не имеющее никакого тенденциозного характера.
Как оригинально смотрела театральная цензура на дело – я расскажу еще один случай.
Когда А. В. Головнин был назначен министром народного просвещения, он пожелал сблизиться с лучшими представителями русской литературы и выразить им свое полное внимание и уважение. Между прочим, он представил тогда государю пьесу Островского «Минин» как драматическое произведение, исполненное патриотических чувств. Государь пожаловал автору бриллиантовый перстень.
Итак, автор за свою пьесу получил высочайший подарок, а цензура запретила эту пьес к представлению, находя, что хотя содержание пьесы и патриотическое, и достойно одобрения, но представление ее на сцене несвоевременно; и пьеса пролежала несколько лет в архиве Третьего отделения.
Комедия «Доходное место», одобренная цензурой, по каким-то, и до сих пор не объясненным, причинам, была запрещена накануне первого представления и – также неизвестно почему – была вновь дозволена.
Около этого времени А. Н. Островский обзавелся семьей; пошли дети, и нужды стали возрастать в грозной пропорции.
Он работал неустанно, по целым дням не разгибая спины. Расходы были так велики, а вознаграждение так ничтожно, что, едва кончив одну пьесу, он уже принимался за другую. Писать пьесу – это не то, что писать роман или повесть, где автор не стеснен никакими условиями, напишет ли он двадцать или сорок страниц. В комедии или драме все должно быть заключено в известные рамки, из которых драматург не может выйти: ни лишнего лица, ни лишней сцены, а иначе и эффект и цельность произведения будут утрачены. Каждая фраза, каждый характер, весь сюжет и развязка должны быть строго обдуманы.
Один бесспорно даровитый писатель, возмнивший о себе слишком много, хватавшийся за все, написал пятиактное драматическое произведение, данное в Москве, на втором представлении которого играли четвертый акт после пятого, а пятый – после третьего. Однажды при мне У Некрасова за обедом этот автор позволил себе сказать Островскому, что он недостаточно знаком с техникой постройки драматических пьес.
– Может быть, – скромно ответил ему Островский, – но в моих пьесах еще не случалось, чтобы играли конец вместо средины, а средину вместо конца.