Острые шипы и темные души

Кочетова Евгения

Вскоре гости начали расходиться. Эмили почувствовала себя плохо и очень устала, женщина едва передвигала ноги. Супруг взял ее под руку и повел до поданного экипажа. Следом твердым шагом шла Сьюзи, провожая пару.

– Сынок, поцелуй за меня внученьку… – произнесла она.

Арчи пообещал выполнить и пригласил матушку навестить ребенка.

– Эмили, пожалуйста, не пренебрегай лекарством, что тебе выписали, – добавила напутственно Сьюзи, однако без переживания в голосе и на лице, скорее безразлично, с желанием лишь показать беспокойство по поводу настойки.

Мэделин осмелилась подойти и попрощаться с приятной Эмили. Ей сразу же сделала сдержанное замечание Сьюзи, что ее невестке плохо и лучше не задерживать экипаж.

– Всё в порядке, спасибо за беспокойство, – сказала свекрови Эмили, совершенно без недовольства, и бледной рукой отодвинула дальше шторку на окне кареты. – Была рада знакомству, Мэделин.

Мое приглашение к нам в дом остается открытым, надеюсь, ты посетишь нас в скором времени, – вымолвила вслед и улыбнулась.

Оказалось, что Ребекка и Джеральд умчались самые первые. По пути Беатрис замучила икота, девушка была расслаблена после вина, глаза ее порой прикрывались, а тело наклонилось на спинку.

– Смотрю, твоя сестра уже втюрилась в Джерри… – произнесла вдруг она.

Мэделин была не особо приятна данная тема, к тому же сам Джерри вызывал сомнения, не хотелось, чтобы Бекки выглядела в плохом свете.

– Я даже не знаю… они просто подружились, – ответила довольно неуверенно юная.

Беатрис с закрытыми глазами заулыбалась, что напоминало больше ухмылку. Приоткрыв их, она с поволокой посмотрела в окно и одновременно спросила:

– А ты была в кого-нибудь влюблена?

Мэделин медлила с ответом и размышляла, ибо сказать по этому поводу ей нечего. Лишь в детстве ей нравился сын друга отца, но это было просто фантазией и ребячеством. В момент паузы Беатрис вдруг вновь вымолвила:

– Влюблена так сильно, что теряла бы рассудок… воспылала страстью к объекту своего обожания и не представляла бы жизни без него…

Голос ее звучал приглушенно и с придыханием, вожделеющее состояние было, словно о чем-то мечтает, очи невольно прикрывались то ли от вина, то ли воспоминаний.

– А ты? – неожиданно задала вопрос Мэделин, уловив ее странное поведение.

Беатрис распахнула большие глаза и округлила их, будто пришла в себя.

– Причем тут я… я говорила о твоей сестре… С Джеральдом невозможно дружить, он не из тех юношей… – внезапно сказала она и, встрепенувшись, села ровнее.

– А что не так с Джеральдом? – уточнила Мэделин.

– Ничего… он просто любит женский пол, как и многие мужчины… – ушла от ответа Беатрис. – Мне понравился фуршет у мистера Верджила, он вообще современный человек, всегда старается привезти какие-либо новшества в наш захудалый городишко, – перевела тему.

Вспомнив про мистера Верджила, Мэделин произнесла:

– Интересное имя Алесса…

– Поговаривали, ее отец итальянец, – неожиданно ответила подружка.

Юная поразилась, разомкнув уста.

– Отец не мистер Верджил?

– Алесса его падчерица, но он воспитывает ее с детства, как родную, поэтому ни у кого нет и мысли…

– А пропавший сын?

– Мальчик их общий сын с супругой… – пояснила Беатрис.

Новость озадачила Мэделин.

По прибытии в дом юная не видела, когда вошла к себе Бекки, позже она несколько раз открывала дверь спальни и смотрела, в коридоре было тихо, в комнате сестры тоже.

Новым днем Мэделин направилась в библиотеку. Она достала фотографию женщины с флейтой и убедилась в идентичности инструмента, увиденного вчера. Далее юная стала искать план особняка, о котором говорила Жюли. Он должен был находиться где-то на полке возле настенного бра. Таких светильников было в зале два, Мэделин подошла к одному и принялась проверять близстоящий шкаф, там были книги в переплете, но никаких бумаг или свертков не наблюдалось. Тогда она подошла к следующему. Привлекла красота золотого светильника, он был более узорный и массивный, нежели первый. Юная протянула руку и стала трогать. Показалось, бра некрепко прикреплен и двигается. Она пошевелила за ножку, и вдруг раздался шум. Мэделин осмотрелась, но ничего не увидела, затем вновь задела светильник, немного повернув. Вновь донесся звук, будто двигающейся мебели. Зал был большой, пришлось внимательно разглядывать. Внизу всё стояло на местах, юная поднялась выше. В стороне, над местом, где висел бра, она заметила слегка отошедшую нижнюю часть одного из шкафов с книгами. Увиденное изумило, захотелось разузнать больше. Мэделин быстро спустилась и попробовала повернуть светильник, в сей момент продолжил раздаваться шум двигающейся мебели. За шкафом был потайной вход куда-то. На сей раз юная взяла с собой свечу и, освещая путь, заглянула. Странно, но она не оказалась наверху, там было обычное одноуровневое помещение. «Какой непонятный дом…» – подумала юная и сделала шаги вперед, для чего пришлось пригнуться, так как часть шкафа была невысокой. Внутри стояла темнота, окон не было, зал напомнил рабочий кабинет. Располагался письменный стол с кучей бумаг на нем, также шкафы, забитые и книгами, и листами, и свертками, и всяким иным, в том числе хламом. Стояли сосудики, пробирки, колбы разных форм, как пустые, так и чем-то наполненные.

На втором столе несколько микроскопов, лабораторные приборы и аппараты, железные коробочки, возле микроскопов лежали иглы, трубки, записные книжки, медицинские инструменты и иное оборудование, что не разглядеть с одной свечей. Мэделин осторожно переступала, огонек дребезжал в ее трясущейся от волнения руке. Внезапно она на что-то наткнулась. Повернувшись, юная вскрикнула и отскочила. Там на полке лежал человеческий череп, а рядом другие кости и даже глаз на подпорке. Мэделин попыталась себя успокоить, глаз был очевидно искусственный, а значит кости наверняка тоже. «Видимо, это кабинет доктора Дэвида», – подумала она. Юная не стала больше бродить и лазить, и собралась на выход. Вторая обычная дверь, судя по всему, в коридор стояла закрытой. Вблизи Мэделин осветила вход, откуда пришла, с данной стороны он был замаскирован под обычные декоративные выемки по всем стенам. Дабы закрыть обратно потайные двери юной пришлось повернуть бра теперь в обратную сторону и поставить ровно. «Только бы мистер Дэвид ничего не заметил», – беспокоилась она. Неподалеку взор поймал вставленные между книг листы, соединённые веревочкой. Это и был план особняка. Право, для юной данные рисунки и схемы были не совсем понятны, кое-где имелись надписи, например, главная гостиная, холл, столовая… Затем она заметила мелкие неизвестные символы в длинных проходах, чем были коридоры. «Вероятно, это те самые подсказывающие знаки со слов Жюли», – подумала Мэделин и направилась в коридор. На плане они были просто изображены по центру, либо левее, правее, кое-где смазаны чернила. Она стала осматриваться на наличие изображения, поиски затруднял мрак. Нижняя часть коридорных стен была окрашена в бордовый цвет, там красовалась узорная резьба. Пытливая девушка присела и, передвигаясь на корточках, трогала и разглядывала художества. Примерно в середине коридора на одной стороне она наконец наткнулась на выделенный среди прочих узоров высеченный квадрат, но на нем ничего не было… тогда Мэделин поставила свечу, отложила план и стала ощупывать странную фигуру. Внезапно квадрат отошел одной частью от стены и с помощью руки перевернулся другой внутренней, обильно покрытой пылью. Юная стерла пыль и увидела выгравированный символ. Она нашла его на плане и поняла, в какой части дома находится. Совсем неподалеку, на самом верху находились большие часы и помещение с механизмом, и являлись самым высоким строением особняка. Судя по плану, данная своего рода башня построена исключительно для часов и не имеет иных залов. «Какой замысловатый квадрат с символом…» – подумала она.

Мэделин спустилась ниже, вошла в новый коридор на пути к своей комнате, нашла на стене также среди узоров квадрат, на развороте которого с обратной стороны был новый знак. Тем самым она ориентировалась по плану и быстро добралась, используя иную лестницу, нежели в прошлый раз. «Прямо-таки лабиринты», – подумала про особняк.

Она оставила листы в спальне и решила постучать к Беатрис, что проживала в другом коридоре на этом же этаже. Девушка недавно проснулась, от выпитого на празднике вина у нее сегодня болела голова.

– Проходи, – сказала она, сидя в шлафроке на пуфе возле зеркала. – Вчера последний бокал был явно лишним, еле встала… – шутливо поделилась.

Мэделин присела на синий стул, изящно обрамленный деревом, и взглянула в сторону камина, возле которого стояло кресло, точно такое же, как в пустующей комнате неподалеку от оранжереи. Она достала фотографию женщины с флейтой, сидящей в идентичном кресле, и настроилась спросить.

– Я случайно нашла вот это… ты не знаешь, кто изображен?

Беатрис лениво встала, запахнула светлый шлафрок и, зевая, подошла. Увидев фотографию, девушка резко распахнула щурившиеся глаза и с возникшей взбудораженностью произнесла:

– Где ты взяла?

Ее измененный настрой со спокойного на взвинченный смутил Мэделин. Юная замешкала и попыталась объяснить:

– Я… я случайно обнаружила в библиотеке в книге… я не хотела, фотография просто выпала…

Беатрис выхватила из ладони вещицу и молча посмотрела на нее. От наблюдения на лице проявилась печаль, в глазах застыли слезы. Немного успокоившись, подружка произнесла:

– Это моя матушка…

Уста Мэделин медленно разомкнулись и остались приоткрытыми, глаза были подняты на Беатрис.

– Извини, я не хотела брать чужую фотографию, – сказала после.

Беатрис стала уже гораздо спокойнее и, присев на стул рядом, вдруг поделилась:

– Она умерла год назад… даже толком не успела насладиться любимой оранжереей, ее долгожданные цветы едва успели зацвести…

Мэделин выразила соболезнования и искренне сопереживала, ибо также теряла близких. Она насмелилась спросить о случившемся. Беатрис рассказала:

– У нее было больное сердце… отец очень любил матушку, но, к сожалению, слишком поздно понял, в чем крылась ее хворь…