Осуждение Паганини
Шрифт:
Основной замысел был таков: показать, что только публика с низкопробным вкусом может восхищаться Паганини, но что Паганини не только не является музыкантом высокого уровня, но больше всего напоминает заурядных цирковых фокусников, шарлатанов скрипичной игры. «Это — превращение чистого искусства в случайные упражнения корыстолюбца, каким является, по нашему мнению, этот итальянский выскочка. Ничего не осталось от великого и могучего скрипичного искусства, все сметено смычком этого дикаря с погремушками».
С другой стороны, Шпор, не вчитавшись в эти отзывы, выступил с совершенно иными заявлениями. Он писал:
"Под
Впечатление, произведенное отзывом Шпора, было огромно. Но венские газеты справедливо спрашивали:
"Кто же, наконец, прав? Одни критики говорят, что Паганини не внес ничего нового,другие говорят, что он ниспровергвсе старое,что его игра настолько нова, что ее не в силах воспринимать музыканты старой школы".
Если мы раскроем дневник Шпора, мы прочтем там следующее:
«Сегодня рано утром Паганини зашел ко мне, с тем чтобы наговорить мне множество хороших вещей по поводу моей игры и данного мною концерта. Я, в свою очередь, попросил его сыграть что-нибудь, так как я до сих пор ни разу не слышал игры Паганини. У меня были в эту минуту мои ученики, они тоже присоединились к моим просьбам, но Паганини наотрез отказался играть, ссылаясь на то, что он при падении повредил себе руку. Таким образом, я уезжаю, не услышав этого мага и волшебника».
— У святой матери церкви бывают недостойные сыны. Одним из таких недостойных является тот, кто ввел в заблуждение капитулария римской апостолической курии и верховных носителей знаков ордена Золотой шпоры. Этот мздоимец принял большую сумму у синьоры Бьянки, которая сделалась несчастной жертвой грабителя Паганини. Она родила ему сына. Ребенок до сих пор не связан обрядами святой церкви и потому обречен аду. Теперь Никколо Паганини, этот слуга дьявола, выгнал жену из дому в награду за великое тщание в его же успехах. Вот почему я просил бы доложить обо мне его светлости, чтобы я мог пресечь великий соблазн, могущий произойти из-за ошибок светских властей. Паганини не является сыном церкви, игра его не благословенна.
Это говорил монах в канцелярии у секретаря государственного канцлера.
— Откуда вы все это знаете, святой отец? — воскликнул секретарь.
Иезуит сделал смиренное лицо и произнес:
— Имеющие уши да слышат.
Он положил большой синий конверт на стол перед секретарем и, шурша шелковой подкладкой одежды, быстро направился к двери.
Синий конверт — это очень опасный пакет, в нем иезуиты посылают короткие извещения
Гоффурьер с императорским пакетом вошел без доклада. Секретарь принял пакет, пожал руку молодому дворянину и спросил, кто ждет во второй приемной.
— Ваше превосходительство, — ответил гоффурьер, — там сидит черный человек с огромной шапкой волос и лицом Вольтера. Я никогда не видел такого интересного уродства. Если вам не понадобится этот посетитель, пошлите его в зоологический сад Шенбрунна. Герцог Рейхштадтский скучает, — быть может, на его губах появится улыбка при виде этого урода.
Такие шутки были проявлением обычного пренебрежения со стороны австрийской дворянской челяди к сыну Наполеона Первого, внуку императора Франца, находящемуся в почетном плену у австрийцев.
— Я еще не знаю, о ком вы говорите, — сказал секретарь Меттерниха. — Пригласите ко мне этого человека.
Через минуту Паганини стоял в кабинете. Он был желт, глаза его горели злобным огнем. Сухим, резким голосом обратился он к секретарю:
— Когда я могу видеть его светлость?
— Я, кажется, вижу перед собой великого Паганини? — спросил секретарь.
Скрипач молча наклонил голову.
— Его светлость, — заявил секретарь, — приказал мне вызвать вас и исполнить все, что будет вам угодно мне приказать.
Витиеватая формула отказа от приема, произнесенная на чистом итальянском языке, была настолько утонченна, что Паганини не заметил отказа. Он сразу ухватился за возможность высказать все накопившиеся чувства.
— Ваше превосходительство, — сказал он, — я въехал в Вену как преступник, освобожденный из тюрьмы. Дальше к этой молве прибавляется ворох вздора, который печатают здешние газеты. Я не решусь выступать на подмостках императорского города...
— Да, да, — сказал секретарь, перебивая его, и дернул шелковый шнур.
Вошел человек, секретарь наклонился над столом, быстро написал несколько строчек.
— Сейчас же вручите министру полиции для немедленного распоряжения по городу. Таков приказ его светлости.
Человек вышел. С самой очаровательной улыбкой секретарь обратился к Паганини и, подавив легкую усмешку, спросил:
— Это все, что, вы хотели просить у его светлости?.
— Я ничего не хотел просить, я требую, чтобы...
Секретарь снова перебил его:
— Но ведь не можете же вы считать виновным кого-либо из правительства его величества в том, что газеты пользуются случаем нажиться на сенсациях, а афиши бестактны. Я прикажу цензору тщательно просматривать заметки и статьи, касающиеся вас, господин Паганини. Мы дадим предписание цензору пропускать в газетах только то, что вам самому будет угодно. Кроме того, вам обеспечена самая широкая возможность пользоваться для концертных выступлений лучшими помещениями нашего маленького города.