Освобожденная возлюбленная

Уорд Дж. Р.

Как жаль, что его либидо не могло похвастаться блестящими идеями. В тихом одиночестве он начал представлять, каково это — быть на месте своего кузена, спускаться с Блэем вниз на ужин. Быть тем, кто делит с парнем не только постель, но и спальню. Каково это, встать перед всеми и сказать: Эй, это моя пара…

Ментальная изоляция, последовавшая за этим небольшим полётом фантазии, была настолько глухой, что показалось, будто его ударили в голову.

И в этом-то и проблема, так ведь?

Потирая свои разные глаза, Куин вспомнил, как сильно его ненавидела семья. Его вырастили с верой,

что генетический дефект, заключавшийся в обладании голубой радужкой на одном глазу и зелёной на другом, означал, что он был ненормальным уродом, и они относились к нему как к позору рода.

Ну, вообще-то всё даже хуже. Всё кончилось тем, что его пнули из дома и послали Хранителей чести преподать ему урок. Вот как он стал прошедшим [38] .

И они ещё не знали о других его «ненормальностях».

Например, о желании быть со своим лучшим другом.

Боже, ему не требовалось зеркало, чтобы увидеть, какой же он трус и обманщик… но он ничего не мог с этим поделать. Куин был заперт в клетке, от которой не мог найти ключ, годы высмеивания семьёй сомкнулись вокруг и не давали сдвинуться. И объяснением этого сумасшествия была лишь его трусливая слабость. Блэй, в отличие от него, сильный. Устав от ожидания, он объявил о своей сущности, и нашёл другого.

38

Прошедший — умерший, но вернувшийся из Забвения живым. Пользуется всеобщим уважением и почтением.

Чёрт побери, и это больно…

Выругавшись, он оборвал предменструальный монолог и нехотя начал двигаться. С каждым шагом, Куин приходил в себя, собирая воедино свой беспорядочный внутренний механизм и укреплял давшие течь трубы.

Жизнь — это череда изменений. Блэй изменился. Как и Джон.

И, очевидно, он был следующим в списке, потому что не мог продолжать жить вот так.

Зайдя в тренировочный центр с задней стороны офиса, он решил, что если Блэй смог перелистнуть страницу, то и ему это по силам. Независимо от превратностей судьбы, человек сам определяет течение своей жизни; логика и воля означают лишь, что в своей вотчине он может царствовать так, как ему заблагорассудится.

И нынешнее положение вещей ему не нравилось. Ни анонимный секс. Ни отчаянная тупость. Ни сжигающая зависть и надоедливые сожаления, которые никуда его не привели.

Раздевалка была пуста, ведь занятия не проводились, и он в одиночестве переоблачился, раздевшись догола, а затем натянув чёрные шорты для бега и пару чёрных «Найков». Зал также был эхокамерой — как раз то, что нужно.

Врубив звуковую систему, он пультом пробежался по имевшимся трекам. Когда настала очередь Гориллаз — «Клинт Иствуд», он подошёл к беговой дорожке и включил тренажёр. Куин ненавидел такие тренировки… просто презирал бессмысленную глупую природу всего этого. Лучше трахаться или сражаться, как он всегда говорил.

Но если ты застрял внутри из-за восхода и вознамерился попытаться хранить целибат, бег в никуда казался довольно, катись всё к чёрту в зад, подходящим способом выплеснуть

энергию.

Приведя машину в действие, он запрыгнул на неё и начал подпевать.

Сконцентрировавшись на белой бетонной стене напротив, Куин переставлял ноги, снова, и снова, и снова, пока для разума и тела не осталось ничего, кроме повторяемых шагов, биения сердца и пота, выступившего на обнажённой груди, животе и спине.

Впервые в жизни он не бежал с бешеной скоростью. Она была отрегулирована так, чтобы его шаг оставался ровным, и он смог поддерживать его часами.

Когда ты пытаешься убежать от самого себя, тебя тянет к громкому и неприятному, к крайностям и безрассудству, потому что это заставляет бороться и цепляться ногтями за край утёса, созданного тобой же.

Куин, как и Блэй, был тем, кем был. Несмотря на желание быть там с… мужчиной… которого он любил, он не мог заставить себя пойти туда.

Но, ей-Богу, он прекратит бежать от собственной трусости. Ему нужно взять под контроль своё дерьмо… даже если из-за этого он возненавидит себя всеми фибрами души. Потому что, может, в этом случае он прекратит пытаться отвлечься сексом и выпивкой, и поймёт, чего на самом делехочет.

Помимо Блэя.

Глава 14

Сидя рядом с Бутчем в Эскалейде, Ви являл собой одну огромную контузию высотой шесть футов шесть дюймов и весом в двести пятьдесят фунтов.

Пока они возвращались в особняк, каждый его дюйм гудел, боль образовывала туман, заглушающий внутренний крик.

Значит, он получил часть того, чего хотел.

Но проблема в том, что облегчение уже исчезало, и Добрый Самаритянин за рулём начинал его бесить из-за этого. Но копу было до лампочки. Бутч набирал номер на своём мобильнике и сбрасывал звонок, снова набирал и снова сбрасывал, будто у пальцев на его правой руке был синдром Туретта.

Скорее всего, он звонил Джейн, а потом передумывал. Слава Богу…

— Да, я хочу сообщить о трупе, — услышал он копа. — Нет, я не представлюсь. Он в Дампстере в переулке в конце Десятой Улицы, в двух кварталах от Коммодора. Похожа на белую, двадцать лет, плюс-минус… Нет, я не представлюсь… Эй, может, вы запишите адрес и перестанете волноваться обо мне…

Пока Бутч спорил с оператором, Ви поёрзал на сиденье и почувствовал, как сломанные справа рёбра болезненно заныли. Неплохо. Если ему нужен будет очередной прилив боли, чтобы остыть, он сможет просто попытаться ровно сесть, и агония вновь примется за своё…

Бутч бросил мобильник на приборную панель. Со вкусом выругался. И ещё раз.

А затем решил поделиться:

— Как далеко ты собирался позволить этому зайти, Ви? Пока они бы не закололи тебя? Оставили на солнце? Чего было бы достаточно?

— Кто бы говорил, — произнёс Ви разбитыми губами.

— Кто бы говорил? — Бутч резко повернул голову, в его глазах плескалась ярость. — Прости?

— Не делай вид… будто ты не знаешь, на что это похоже. Я видел тебя в стельку пьяным… Я видел… — Он кашлянул… — Видел тебя пьяным со стаканами в обеих руках. Так что не надотут разыгрывать из себя святошу.