ОСВОД. Челюсти судьбы

Точинов Виктор Павлович

– Займемся, не вопрос, – легко согласилась она. – Только давай ты сначала в столовку метнешься? Чтоб, значит, форма совсем идеальная стала… Я ведь вижу, что тебя на хавчик пробило.

Не знаю, как же она это разглядела… Но понял, что действительно опять проголодался.

– Не уходи далеко, сейчас вернусь.

Я быстро пошагал к двери. Злата Васильевна пыталась меня остановить, предложив попить чаю с пирожками, но не преуспела. Слова Импи разбудили мой желудок, и он требовал нормальной горячей пищи. Надоело питаться сухомяткой и сырыми осьминогами.

Глава 7

К

вопросу о диете для беременных

Сколько братьев Мишкунцов работает у нас в Институте, я точно не знал. Может, семь, может, восемь, может, еще больше… Они близнецы, все на одно лицо, различаются только бейджами, и я их вечно путаю.

Но Лавр Гирудович Мишкунец, директорствующий в нашей столовой, имеет особую примету и без труда поддается опознанию. У него отсутствует левое ухо, с братьями не спутаешь…

Подкрепившись, я не уходил, сидел за столиком. Смотрел то на меню, то на Мишкунца, находившегося здесь же, в зале… Чувствовал, что этот треугольник – я, Мишкунец, меню – связывает нечто, мной позабытое… Что-то я планировал на сегодня, связанное с меню и с Мишкунцом… Что-то нехорошее затевал в его адрес… И не мог вспомнить что.

Разумеется, здешний Мишкунец крутил в столовой разные мутные схемы, это у всех Мишкунцов семейная черта. Но даже если меня тут обсчитали либо накормили чем-то малосъедобным, я бы не стал связываться и затевать вендетту с их злопамятным кланом. Что-то более серьезное должно было подтолкнуть на тропу войны.

А потом меня осенило: вытащил из кармана электронный органайзер, ткнул в календаре сегодняшний день…

И вскоре оказался на ногах. Сзади что-то с грохотом упало, кажется, мой стул. Но я не обратил внимания. Помахивая меню, я целеустремленно шагал к Мишкунцу.

– Твоя подпись? – не повышая голос, спросил я, подойдя и ткнув пальцем в закорючку внизу страницы.

– Отвали, – проронил Мишкунец равнодушно. – Есть нарекания по работе столовой? Жалобная книга во-он там.

– Твоя, гнида? – гнул я свое.

– Ой, вот не надо тут симулировать приступ акульего бешенства, я тебя умоляю… Я ведь знаю, что ты сегодня не…

Он не договорил. Я взял его за глотку, стиснул, перекрыв доступ кислорода.

Но здесь продолжать разговор не стоит, помешают… И я шагнул в дверь, ведущую на кухню. Вместе с Мишкунцом шагнул, так и не отпустив его.

Посетители столовой, занятые своими тарелками, едва ли заметили случившееся. Зато кухонная челядь хорошо разглядела и меня, и своего начавшего синеть начальника – и, очевидно, вспомнила про мою репутацию.

Визг, топот ног – и люди в белых халатах очистили нам место для разговора. Лишь один застыл статуей: рот распахнут, в руке откупоренная литровая банка с каперсами, в другой крышка от нее… Ладно, пусть стоит, только бы под руку не лез.

– Что… тебе… надо… – с трудом выдавил Мишкунец, когда я открыл ему приток воздуха.

– Мне надо, чтобы весной в гребаном меню твоей гребаной столовой не было гребаных бутербродов с икрой. С гребаной, – сказал я, задвигая засов на двери. – И вообще, чтобы икра в меню не упоминалась. Даже баклажанная.

Дело в том, что Ихти и Импи не беременеют, как

простые женщины, от связи с мужчинами. У них в организмах ежегодно созревает икра, сама, без участия противоположного пола. На нерест они не плавают, каждую весну освобождаясь от икры в одной из лабораторий Института.

Беременностью этот процесс можно назвать с большой натяжкой. Но психика у сестричек не рыбья, и социализация тоже играет свою роль, заставляя перенимать каноны поведения у окружающих… Короче говоря, Ихти и Импи весной демонстрируют многие психические изменения, присущие женщинам «в положении».

А теперь представьте реакцию беременной, которой предложат в заведении общепита… ну, например, жаркое из человеческих эмбрионов, полученных после абортов и выкидышей. Представили? Впечатляет?

Все это я Мишкунцу уже объяснял, спокойно и мирно… Но он не внял.

– Я предупреждал, что прослежу?! Можешь не отвечать, сам помню: было первое предупреждение, оно же последнее!

– Так все это из-за твоих брюхатых селедок? Да я…

Бац! – я вмазал ему в челюсть. Смачно приложил и плотно. За «брюхатых селедок» в том числе. Которых я два часа вчера выводил из истерики после визита в столовую. Но не стоило повторно объяснять Мишкунцу, как надлежит обращаться с беременными женщинами, даже если они не совсем женщины. Бесполезно. Не дошло сразу, не дойдет и теперь.

Я поводил взглядом по сторонам, углядел разделочный нож… Сгодится, раз уж челюсти с тройными рядами зубов сейчас недоступны…

Мишкунец при виде ножа в моей руке проникся серьезностью ситуации и тонко, по-щенячьи, взвизгнул.

Меня же охватили сомнения. И внутренняя борьба… Кархародон настойчиво склонял к тому, чтобы покромсать хама в куски. Настрогать ломтями. Сергей Чернецов не менее настойчиво уговаривал подумать о последствиях…

Не знаю, кем я был в тот момент… Но нашел соломоново решение, удовлетворившее обе ипостаси. Шагнул к сжавшемуся у стены Мишкунцу, взмахнул ножом. Отсеку хаму и подлецу второе ухо, для симметрии. Последствия будут, но все же не фатальные, зато дойдет с гарантией…

Клинок звонко ударился о кафель стены и отскочил, так и не встретив сопротивления плоти. Что за…

Мишкунца передо мной не было… По крайней мере как единого целого – не было. Одежда его упала на пол, и из нее расползались во все стороны мерзкие извивающиеся твари, небольшие, но многочисленные.

Вот это да…

Я знал, конечно, что тотем у Мишкунца Lampetra fluviatilis, иначе говоря, минога балтийская… Но как-то по умолчанию считал, что оборачивается он одной миногой…

«Как же он говорит, думает… – недоумевал в моем мозгу Сергей Чернецов. – Нечто вроде коллективного разума, будто у пчел и термитов?»

«Хватай! Убей! Сожри!» – бесновались там же базовые инстинкты кархародона. Он за последний час изрядно сдулся, но агрессивности не утратил.

Миножий выводок быстро расползался во все стороны, тварюшки шустро прятались под кухонную мебель и исчезали из виду. Я подхватил одну и тут же выронил: неимоверно скользкая, упруго извивающаяся, не удержать…