От Бовы к Бальмонту и другие работы по исторической социологии русской литературы

Рейтблат Абрам Ильич

В основе рассказов о Пинкертоне и Картере лежит не логический анализ, а действие – преследование, драка и т.д. В этом они близки старой авантюрно-приключенческой литературе.

Критика и педагоги резко отрицательно оценивали брошюры о сыщиках, отмечая, что «они грязны, безнравственны и, по-видимому, могут отвечать лишь на грубые запросы полуграмотного читателя» 653 и что это «не литература, а жалкое бормотание какого-то пьяного дикаря» 654 . В школах учителя наказывали за чтение «пинкертоновщины», так же поступали и многие родители 655 . Однако серии «сыщицких» брошюр пользовались огромной популярностью и читались представителями разных социальных групп 656 . Современники свидетельствовали: «Вот уже более года, как литература “сыска” доминирует над всеми остальными видами повседневной и лубочной литературы, завоевав себе первенствующее место в уличных, газетных киосках, в вагоне трамвая и железной дороги, в прихожей и в кухне, в комнате учащихся сына и дочери, под классным столом на уроках в учебном заведении, в руках студента и иногда даже

взрослого дельца, – всюду бросается в глаза эта сыщицкая литература» 657 . «Лубочно раскрашенные книжечки – в руках молодежи, учащейся и не учащейся, в руках рабочего, изящно одетой дамы <…> я видел своими глазами: маман читала “Пинкертона”, в то время как сын-гимназист жадно глотал страницу за страницей “Шерлока Холмса”» 658 . Н.П. Розанов вспоминал про «увлечение пинкертоновщиной, проникшее не только в низшие слои московского населения, но даже в сравнительно образованные части общества. Бывало, везде положительно наткнешься на книжонки в желтенькой или синенькой обложке, где изображались приключения знаменитых сыщиков Пинкертона, Картера и др.» 659 . Брошюры о сыщиках читали философ В.В. Розанов и студентка, будущая писательница М.С. Шагинян 660 , но увлекались ими и сельские жители 661 . А.Г. Моисеев, крестьянин Серпуховского уезда, вспоминал: «Была и у нас своя библиотека, книги которой подразделялись на два вида: приключенческие и духовно-нравственные. К первому виду принадлежали приключения знаменитых сыщиков: Шерлока Холмса, Ната Пинкертона, Ника Картера. В таком же духе были романы “Пещера Лейхтвейса”, “Король сыщиков и король контрабандистов Видок” и еще несколько романов с не менее заманчивыми названиями. Такой литературой снабжал нас отец. В выборе книг для семейного чтения он руководствовался их дешевизной и содержанием с захватывающими сюжетами» 662 . Однако основным потребителем «пинкертоновщины» было юношество, и прежде всего гимназисты. Сохранилась масса свидетельств об их эпидемическом увлечении литературой подобного рода в 1907—1909 гг., например: «На чердаке соседнего с нами дома жили два эстонских мальчика <…>. Получавшие из сельской местности от своих родителей лишь скромнейшие суммы на пропитание и оплату учебы (в той же гимназии, в которую поступил я), они ценою добровольного недоедания стали обладателями целой библиотеки о подвигах Ната Пинкертона, Ника Картера, Шерлока Холмса <…>. Чтение “Пинкертонов” надолго стало ежедневною моей усладою» 663 .

653

Мезиер А.В. Указ. соч. С. 34.

654

Чуковский К. Нат Пинкертон и современная литература // Чуковский К. Книга о современных писателях. СПб., 1914. С. 42.

655

Абрамович Г.В. Библиотека – для чтения // Новый мир. 1987. № 8. С. 115; Пантарей. Указ. соч. С. 56; Прегель С. Мое детство. Париж, 1973. Т. 1. С. 146—147. Ср.: Шаламов В. Четвертая Вологда // Наше наследие. 1988. № 3. С. 72.

656

О реакции общества на «эпидемию» «пинкертоновщины» см.: Маковицкий Д.П. Яснополянские записки // Лит. наследство. М., 1979. Т. 90, кн. 3. С. 43, 149, 182, 241, 369; Кн. 4. С. 323.

657

Веригин Н. Литература сыска в оценке учеников средних классов гимназии // Пед. сб. 1909. № 10. С. 288.

658

Россиев П. Занимательное чтение // Дневник писателя. 1908. № 7/8. С. 120—121.

659

Розанов Н.П. Воспоминания старого москвича. М., 2004. С. 313.

660

См.: Розанов В.В. О себе и жизни своей. М., 1990. С. 274, 381—383; Шагинян М.С. Человек и время. М., 1980. С. 405—406; ср.: Иванов Г. Мемуары и рассказы. М., 1992. С. 177; Золотоносов М.Н. Братья Мережковские. М., 2003. Кн. 1. С. 153.

661

Ив.Б. Книга в деревне // Неделя «Вестника знания». 1911. № 28. С. 7; Суворовский А. Нат Пинкертон в детском понимании // Вестник воспитания. 1909. № 1. С. 158.

662

Моисеев А.Г. Прошлое села Кузьмина. Хроника семьи Моисеевых. М., 1999. С. 158.

663

Покровский В. Что читали сверстники века? // Дет. лит. 1976. № 12. С. 21; см. также: Роков Г. Из записок школьного учителя // Вестник воспитания. 1909. № 7. С. 204—206; Ярон Г.М. О любимом жанре. М., 1960. С. 20; Борисов Л. Указ. соч. С. 9—14; Ильинский И. Сам о себе. М., 1984. С.90, 96; Рачинская Е. Калейдоскоп жизни. Париж, 1990. С. 12; Юткевич С. Указ. соч. С. 22; Сильман Т., Адмони В. Мои воспоминания. СПб., 1993. С. 70; и др.

Проведенные в 1909 г. в ряде гимназий опросы показали, что 80% учащихся относились к «сыщицкой» литературе с интересом 664 . Юных читателей привлекал сильный и энергичный герой, карающий зло и восстанавливающий порядок в обществе. Сыщики стали образцом для подражания (например, треть опрошенных мальчиков из тифлисских школ, отвечая на вопрос: «На кого вы желали бы быть более всего похожими из числа тех, кого видели или о ком слышали или читали?», назвали того или иного сыщика) 665 . Дети играли в сыщиков, а иногда и всерьез пытались выступать в этой роли. Один из мемуаристов вспоминал: «Летом 1908 года я познакомился с газетчиком <…>. Я имел возможность читать у него – не разрезая, конечно, – журналы и особенно наводнившие тогда Петербург выпуски книжонок про сыщиков и авантюристов. Там были Нат Пинкертон, Шерлок Холмс, Ник Картер, сыщик Путилин и всякие “благородные разбойники”, вроде Генриха Pay и других <…>. Начитавшись

этих книжонок, я счел даже себя подготовленным к сыщицкой работе и однажды долго следил за каким-то человеком, который, как я решил, утащил у нас двух куриц: они пропали незадолго перед этим» 666 .

664

Веригин Н. Указ. соч. С. 291; Сорока В. Нат Пинкертон и детская литература // Рус. школа. 1910. № 1. С. 50.

665

Сивков К. Идеалы учащейся молодежи // Вестник воспитания. 1909. № 2. С. 129—130.

666

Александров П.П. За Нарвской заставой: Воспоминания старого рабочего. Л., 1963. С. 37—38.

В Киеве в 1908 г. даже действовало «Общество почитателей Холмса и Пинкертона», состоявшее из учащихся и возглавлявшееся сыщиком-профессионалом. Члены общества создали обширную библиотеку, которая включала все издания «сыщицкой» литературы, и на регулярных собраниях делали доклады о том или ином сыщике и вырабатывали новейшие «теории сыска» 667 .

В 1910-х гг. популярность «сыщицкой» литературы снизилась, однако она оставалась в круге юношеского чтения 668 . О наличии соответствующей потребности свидетельствует и тот факт, что в 1916 г. издательство «Развлечение» переиздало серии брошюр о Пинкертоне и Картере.

667

Будимир. Киевские недра // Биржевые ведомости. 1908. 23 мая (веч. вып.).

668

Бачалдин И. Ученик – читатель // Рус. школа 1912. № 3. С. 120—124; Финкельштейн М. Что и как читают дети? // Новости детской литературы. 1914. № 9/10. С. 12.

Подведем итоги. Мы можем констатировать, что ко второму десятилетию XX в. в России детектив занял определенное место и в литературно-издательской системе, и в чтении. К этому времени сформировались механизмы создания и распространения детективной издательской продукции, сложилась читательская аудитория этого жанра. Однако, наблюдая за ходом этого процесса, можно сделать следующие выводы.

1. Хотя интерес к криминальной проблематике был в России очень высок, процесс «приживления» детектива на русской почве шел довольно медленно.

2. Распространение получил здесь не чистый, так называемый «классический» детектив (Коллинз, Конан Дойль и использовавшие их опыт другие англо-американские литераторы), а другие модели – «уголовный роман» и «сыщицкая литература». Отечественные книги этого жанра либо сближались с авантюрно-приключенческой прозой (где динамика действия и энергия героя важнее умения логически мыслить), либо превращались в социально-психологические романы (где в основе интереса – причины преступления и психология преступника).

3. Детектив был представлен преимущественно переводным романом, отечественные авторы лишь эпизодически обращались к этому жанру.

4. Преданную читательскую аудиторию детектив смог завоевать себе лишь в некоторых слоях городской молодежи, прежде всего у учащихся.

Подобная судьба детектива в России не случайна. Модель «классического детектива» предполагает, что окружающее общество характеризуется следующими чертами: развитое чувство частной собственности; высокий статус формально-правовых отношений; безличность, анонимность отношений между людьми; высокая культура логического мышления; привычка рассчитывать свои действия; сравнительно высокий уровень образования. В России же наблюдались лишь слабые элементы названных явлений и охватывали они при этом довольно тонкий слой населения.

Подавляющее же большинство населения находилось в сфере влияния патриархальной, общинной культуры, с приматом моральных и религиозных, а не юридических норм, личных, а не формальных отношений, расчетом на «авось», а не на целенаправленное планирование своего поведения.

Интеллигенция, далекая, казалось бы (в силу образовательного и культурного статуса), от этих представлений, из-за исторических особенностей своего формирования идеализировала и идеологизировала эти черты культуры и, соответственно, третировала детектив. Сказывалось здесь и давление литературной традиции, предписывавшей книге просвещать и воспитывать читателя, а не развлекать его.

Симптоматично, с какой легкостью детектив исчез из русского книгоиздания после Октябрьской революции. Судьба детективной книги в годы советской власти – сложнейшая, почти не разработанная тема, которая нуждается в специальном исследовании.

СИМВОЛИСТЫ, ИХ ИЗДАТЕЛИ И ЧИТАТЕЛИ

Последнее двадцатилетие отмечено усилением интереса к изучению русского символизма, в эти годы появилось немало ценных исследований и публикаций по данной теме. Однако посвящены они главным образом творчеству и биографиям писателей-символистов, а сторона институциональная (организационные формы движения, издательства, периодические органы, гонорары и т.д.) изучается гораздо менее интенсивно.

В данной статье мы ставим целью наметить основные аспекты изучения взаимоотношений писателей-символистов с издателями, в качестве основного фона и контекста для этого взяв возникновение, рост и развитие читательской аудитории символистов. Насколько нам известно, обобщающих работ на эту тему не было, хотя немало ценных наблюдений и соображений по данному вопросу содержат статьи и книги Н.А. Богомолова, Н.В. Котрелева, А.В. Лаврова, Р.Д. Тименчика и ряда других исследователей.

Период конца XIX – начала ХХ в. был отмечен принципиальными изменениями во взаимоотношениях писателей и издателей.

С резким ростом уровня грамотности населения и с приобщением крестьян к городскому образу жизни быстро увеличивалось число периодических изданий и число ежегодно выходивших названий книг. Усиление спроса на литературный труд привело к существенному росту в эти годы численности профессиональных литераторов и журналистов, многие из них получали высокие гонорары. Подобная профессионализация затронула прежде всего писателей-«реалистов» и представителей «массовой литературы», поскольку их «поддерживала» новая демократическая аудитория (мелкие служащие, земская интеллигенция, рабочие, народные учителя и т.п.) 669 .

669

Подробнее см. в данном сборнике в статье «Взаимоотношения авторов и издателей во второй половине XIX – начале XX века».