От двух до пяти
Шрифт:
Одно время я был склонен ошибочно думать, будто здесь наблюдается некий регресс в душевном развитии ребенка. С горечью я отмечал, что, чуть только ребенок оторвется от пляски и песни, его стихи почти всегда становятся дряблой нескладицей. Они уже не возникают экспромтом, а, напротив, "сочиняются", "выдумываются", и мудрено ли, что в большинстве этих сочиненных стихов нередко отсутствует какой бы то ни было определенный напев или строй.
– Мамочка, послушай стихотворение, которое я сочинил, - говорит интеллигентский ребенок, четырех с половиною лет, и декламирует
Поздно вечерком
В поле я остался,
Лошади наши не будут видеть,
Куда ехать. Ну, что же? Я заеду, где одеяло
взять,
На холодной травке
Будем мы лежать*.
______________
* Э.И.Станчинская, Дневник матери. История развития современного ребенка от рождения до 7 лет, М. 1924, стр. 67.
Это не проза и не стихи - это хаос. Попробуйте прочитать их вслух, и вы увидите, что ребенок словно сразу оглох, сразу потерял чувство стиха, еще вчера поражавшее своей остротой.
Особенно огорчали меня стихи восьмилеток - грамотных, благонравных детей, которые для сочинения стихов прилежно садятся с карандашом за бумагу и тем самым отрывают себя от каких бы то ни было ритмических действий - от пляски и махания руками.
Правда, у некоторых особо одаренных детей тяготение к музыке стиха, к его ритму сохраняется и в этот период, о чем свидетельствует, например, в своей "Автобиографии" Александр Твардовский: приблизительно на восьмом году жизни он сочинил одно стихотворение, в котором, по выражению поэта, не было "ни лада, ни ряда, - ничего от стиха". "Но я, - говорит он, - отчетливо помню, что было страстное, горячее до сердцебиения желание всего этого - и лада, и ряда, и музыки, желание родить их на свет, и немедленно, - чувство, сопутствующее и доныне всякому замыслу"*.
______________
* А.Твардовский, Статьи и заметки о литературе, М. 1961, стр. 154.
Именно в тот период, когда ребенок не имеет ни малейшей возможности удовлетворить собственным творчеством свое "горячее до сердцебиения желание лада и ряда", он чаще всего удовлетворяет его чужими стихами, причем порою эти чужие стихи так интенсивно переживаются им, что он по душевной неопытности готов считать их автором себя.
– Бабушка, - говорит восьмилетняя Вера, - запиши в тетрадь стихи:
Безмолвное море, лазурное море!
– Но ведь это не твои стихи, это написал Жуковский.
– Да... Только это и мои тоже... Пускай это будут и его стихи, и мои вместе!
– Как же ты выучила эти стихи?
– Говорю же я тебе, что я их не учила; я сама их сочинила. Ведь это же про Крым. Как же ты не понимаешь?
Вот типическое отношение восьмилетнего автора к творчеству его великих предшественников. Точно такой же случай сообщила мне Е.В.Гусева из Киева:
"Однажды утром Светик проснулся с озабоченным видом и потребовал, чтобы я поскорее одела его.
– Я хочу написать стихи, только не детские, а для больших...
Светик сел к столу, взял карандаш и бумагу и задумался. Потом говорит:
– Знаешь, мама, я напишу "Выхожу один я на дорогу".
– Но ведь это не твои стихи,
– Так ведь Лермонтов умер, мамочка, пусть это будут теперь мои стихи".
Назвать этих детей плагиаторами может, конечно, лишь тот, кто совершенно не знает детей.
Впрочем, такие случаи сравнительно редки. Чаще всего стремление "к ладу и ряду" выражается у восьмилетних ребят подражанием.
В той же автобиографии Твардовского приводятся такие стихи, сочиненные им в этом возрасте:
Раз я позднею порой
Шел от Вознова домой.
Трусоват я был немного,
И страшна была дорога:
На лужайке меж ракит
Щупень старый был убит...*
______________
* А.Твардовский, Статьи и заметки о литературе, М. 1961, стр. 154.
Стихотворение написано под влиянием Пушкина: четыре строки по "Вурдалаку" и две - по "Шотландской песне" ("В чистом поле под ракитой богатырь лежит убитый")*. Если даже такой самобытный поэт, как Твардовский, начал в детстве с подражательных стихов, что же сказать о тех детях, стихотворство которых есть явление временное, всецело обусловленное определенным периодом их духовного роста? Все их "творчество" в этот период сводится чаще всего к перепевам. На конкурс, устроенный Центральным домом художественного воспитания детей (в Москве), школьник Исидор Амшей прислал, например, такие стихи, внушенные "Тремя пальмами" Лермонтова:
______________
* Впрочем, возможно, что рифма "ракит" и "убит" была внушена Твардовскому фольклором.
В песчаных степях кара-кумской земли
Три гордых шофера машину вели.
В печати не раз отмечалась эта склонность школьников ориентироваться в своем стихотворстве на знакомые литературные тексты. Педагог Пасхин приводит, например, такие стихи, заимствованные учениками у классиков:
Еще в полях белеет снег
И грач не прилетал.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Весна! Как много в звуке этом...*
______________
* А.Пасхин, Школьные поэты. Журнал "Искусство в школе", 1928, № 1, стр. 26. См. также "Учитель и школа", 1914, № 3, стр. 16-31.
Детьми воспроизводятся не только чужие сюжеты, но и чужие ритмы. Так, Вера Н., начитавшись и наслушавшись Некрасова, начала писать свои стихи некрасовским щемящим анапестом:
Не ходите гулять, мои детки,
Не губите сердечко мое!
Будьте добрыми, милые детки,
Пожалейте сердечко мое!
Перечитывая такие стихи, я еще нежнее вздыхал о моих любимых экикиках, которые рядом с этими виршами казались мне еще звонче и ярче.
V. О СТИХОВОМ ВОСПИТАНИИ
Но потом я понял, что был не прав, осуждая стихотворения старших детей. Как бы ни были плохи эти тусклые строки, оторванные от жеста и пения, они являют собой высшую стадию в развитии ребенка именно потому, что они оторваны от жеста и пения.
До четырехлетнего возраста ребенок был и поэт, и певец, и плясун одновременно, а теперь стихотворство впервые становится для него самостоятельной деятельностью, отделенной от всякого другого искусства.