От Фихте до Ницше

Коплстон Фредерик Чарлз

Когда Шеллинг говорил в Берлине об этом различении, среди его слушателей был датчанин Серен Кьеркегор. Ему не очень нравилось, как немецкий мыслитель развивал свою идею положительной философии. Но он был полностью согласен с нападками Шеллинга на Гегеля. И дело не в том, что он не восхищался Гегелем или не признавал масштабности его достижений. Наоборот, он считал Гегеля величайшим из всех спекулятивных философов, мыслителем, явившим громадную интеллектуальную tour de force*. Но в этом-то, по мнению Кьеркегора, и состояла проблема гегельянства: оно было гигантской tour de force и ничем больше. Гегель пытался ухватить всю действительность в понятийную сеть своей диалектики, но существование проскальзывало сквозь ячейки.

378

Как сейчас будет

объяснено, существование для Кьеркегора - это категория, соотнесенная со свободным индивидом. Для него существовать значит реализовывать себя в свободном выборе между альтернативами, в самоосуществлении. Существовать, стало быть, значит все больше и больше становиться индивидом и все меньше и меньше простым членом группы. Можно сказать, что существование есть трансцендирование всеобщности ради индивидуальности. Поэтому Кьеркегор мало симпатизирует тому, что он считает гегелевским взглядом, согласно которому человек реализует свое истинное Я или сущность пропорционально тому, как он выходит за пределы своей отдельности и становится наблюдателем целокупного времени и существования как момента жизни всеобщего мышления. В гегельянстве, по мнению Кьеркегора, нет места для существующего индивида: оно может лишь фантастическим образом универсализировать его. А то, что не может быть универсализировано, оно опускает как неважное, тогда как на деле как раз это и является самым важным и значительным. Слиться или утонуть во всеобщем - будь то государство или всеобщее мышление - значит отрицать личную ответственность и подлинное существование.

Акцент Кьеркегора на самореализации в свободном выборе, самореализации, посредством которой индивид решительно выбирает одну из альтернатив и отвергает другую, есть один из моментов его общей тенденции скорее подчеркивать, чем замалчивать антитезисы и различения. К примеру, Бог не есть человек, а человек не есть Бог. И пропасть между ними может быть преодолена не диалектическим мышлением, а только прыжком веры, волевым актом, посредством которого человек соотносит себя с Богом и свободно признает, так сказать, свое отношение, как твари, к Творцу, как конечного индивида к трансцендентному Абсолюту. Гегель же смешивает то, что должно быть различено. И его диалектическое опосредствование между конечным и бесконечным, между Богом и человеком в итоге оставляет нас ни с Богом, ни с человеком, а лишь с бледным призраком гипостазированного мышления, удостоенным имени абсолютного духа.

С этим акцентом на индивиде, на выборе, на самореализации философская мысль Кьеркегора вполне может прояснять спорные вопросы и призывать к выбору, оказаться попыткой привести людей к пониманию их экзистенциальной ситуации и великих альтернатив, стоящих перед ними. Но это точно не попытка овладеть мышлением всей реальностью и показать ее в виде необходимой системы понятий. Эта идея была совершенно чужда его умонастроению и несовместима с ним. С его точки зрения спекулятивная систематическая философия, величайшим примером которой являлся для

379

него абсолютный идеализм, радикально исказила человеческое существование. Действительно важные проблемы, т.е. проблемы, имеющие реальную значимость для человека как существующего индивида, решаются не мышлением, не принятием абсолютной точки зрения спекулятивного философа, но актом выбора, скорее на уровне экзистенции, чем на уровне отстраненной, объективной рефлексии.

Как и можно было бы ожидать, философия Кьеркегора глубоко личностна. Конечно, в каком-то смысле всякий философ, заслуживающий этого названия, есть личностный мыслитель. Ведь мыслит именно он. Но в случае Кьеркегора имеет место более тесная связь между его жизнью и философией, чем у многих других философов. Он не просто берет традиционные проблемы или проблемы, наиболее дискутируемые в современных философских кругах, а затем пытается решить их в чисто объективном и незаинтересованном ключе. Его проблемы вырастают из его собственной жизни, в том смысле, что вначале они возникают для него в виде альтернатив его собственного персонального выбора,

заключающего в себе радикальную самореализацию. Его философия - это, так сказать, живая философия. И одна из его претензий к гегельянству состоит в том, что в соответствии с ним нельзя жить. Конечно, Кьеркегор должен обобщать. Без обобщения тут была бы только автобиография. В то же время совершенно ясно, что высказывается при этом скорее актер, чем зритель.

В каком-то смысле эта особенность его философии ослабляет ее. Его идеи могут казаться слишком субъективными, слишком враждебными объективности. Действительно, некоторые вообще отказали бы ей в праве называться философией. Но в другом смысле подчеркнуто личностный характер кьеркегоровской мысли составляет ее силу. Он придает его литературному творчеству такую степень серьезности и глубины, которая полностью выводит последнее за пределы понятия философии как игры или как академического времяпрепровождения тех, кто имеет соответствующую способность и склонность к этому.

Ввиду того что мысль Кьеркегора развивается в сознательной оппозиции к гегельянству или, если угодно, к спекулятивной философии, представленной абсолютным идеализмом, а также по хронологическим соображениям, я включил главу об этом философе в эту часть настоящего тома. Но если можно было бы игнорировать хронологию и считать мерилом действительное влияние, следовало бы отложить рассмотрение его идей до более позднего периода.

380

Ведь хотя он был одним из самых страстных мыслителей своего времени, он почти не вызвал тогда сколько-либо реального интереса. Датчанин, он был впервые, так сказать, открыт немцами в первые десятилетия XX столетия и оказал глубокое влияние на некоторые стороны экзистенциалистского движения и на современную протестантскую теологию того типа, которая представлена Карлом Бартом*. Сосредоточенность Кьеркегора на гегельянстве как господствующей философии того времени и культуры - устаревший элемент его мысли. Но идеи, которые он противопоставлял гегельянству, имеют вполне независимое значение, и они оказали широкое влияние в другом и более позднем культурном контексте.

2

Сёрен Обюе Кьеркегор родился в Копенгагене 15 мая 1813 г. Его отец, человек, страдавший от меланхолии и вообразивший, что над ним и его семьей висит божественное проклятье [1], воспитал его в крайне религиозном ключе. И сам Кьеркегор оказался до какой-то степени затронутым этой меланхолией, скрытой за его саркастической усмешкой.

1 Мальчиком отец Кьеркегора пас овец в Ютландской пустоши. Как-то раз, страдая от голода, холода и одиночества, он проклял Бога. И этот случай оставил неизгладимый отпечаток в его памяти.

В 1830 г. он был принят в Копенгагенский университет и выбрал теологический факультет, несомненно в соответствии с пожеланиями его отца. Но он уделял мало внимания теологическим штудиям, предпочитая им философию, литературу и историю. Тогда-то он и познакомился с гегельянством. В то время Кьеркегор во многом был циничным и лишенным всяких иллюзий созерцателем жизни, хотя он все же участвовал в общественной жизни университета. Чураясь отца и отцовской религии, он говорил о "душной атмосфере" христианства и несовместимости христианства с философией. Религиозное неверие сочеталось с моральной расхлябанностью. И общая установка Кьеркегора в то время подпадала под рубрику того, что он позже называл эстетической стадией жизненного пути.

Весной 1836 г. у Кьеркегора, подавленного тем, что ему открылись глаза на собственную внутреннюю циничность, судя по всему, возникает желание покончить жизнь самоубийством. Однако в июне того же года он испытал что-то вроде морального обращения, в том смысле, что признал моральные нормы и попытался, пусть и не всегда успешно, жить в соответствии с ними [1]. Этот период соответствует этической стадии его позднейшей диалектики.

1 Я не хочу сказать, что Кьеркегор когда-либо вел жизнь, которую все признали бы совершенно аморальной. Речь шла скорее о смене внутренней установки: от отрицания к признанию нравственной самореализации.