От голубого к черному
Шрифт:
Сперва я проверил мужской туалет. Никого. Затем я вернулся в раздевалку. Дверь была открыта, но свет выключен. Они сидели в углу, их головы медленно двигались. Казалось, что они поют друг другу в рот. Поцелуй заставил их тени раскачиваться взад–вперед. В полумраке казалось, что это какое–то кошмарное насекомое сбрасывает свой панцирь. Карл открыл глаза и увидел меня. Он опустил голову ей на плечо. Я взял кофр с гитарой и вышел. Неосвещенный коридор привел меня к выходу.
Снаружи дождь сверкал, точно лед в лунном свете. Группки сонных юнцов плыли по светящейся мостовой. Нищие кучковались под навесами магазинов. На мощеных улицах не
Когда я вошел в нашу комнату в отеле, Карл уже был там. Должно быть, он поймал такси. Я высушил волосы и надел чистую рубашку, он все это время сидел на своей узкой кровати и настраивал гитару. Наконец я остановился и посмотрел на него.
— Прости, — сказал он. — Мы увлеклись. Мы не собирались трахаться, ты же знаешь.
— Мне… — Неинтересно или непонятно? Одно или другое. Моя злость уже перешла в депрессию. — Да вы уже практически трахались. Это подло.
— И что же мы будем теперь делать? — Карл отложил гитару и посмотрел на меня. Уголки его глаз покраснели.
Я пожал плечами.
— Долгий разговор? Развод и девичья фамилия? Сольные проекты? Твоя запоздалая трагически–преждевременная смерть?
— Я имею в виду сейчас. Мы ведь не заснем. Пойдем пройдемся.
Я посмотрел на часы, время близилось к полуночи.
— Здесь есть бары, работающие допоздна, со свободным входом. Это тебе не бирмингемские пуритане–трезвенники.
— У меня есть идея получше. Почему бы мне не разбить твою гитару напополам и не засунуть тебе в задницу гриф?
Карл улыбнулся.
— Обычно ты не столь изобретателен. Он встал и взял меня за руки.
— Прости, я правда сожалею, ты же знаешь. Если бы я так не нажрался…
— Да ты все время нажираешься.
Мы держались на расстоянии друг от друга в лифте и в молчании вышли из отеля. Я пытался успокоить себя: сохраняй спокойствие, точно меня только что отшил самодовольный педик в «Соловье» и нужно спасти свое лицо, игнорируя его. Это не помогало.
Мы пересекли Лиффи и прошли через Темпл–роу: длинную мощеную улицу с гниющими остовами кораблей, отбрасывающими тень на кафе и бары. Музыка сочилась из дверей; на углу под дождем бродячие музыканты играли модерн–джаз. Здесь не было ни луж блевотины, ни парочек, приготовившихся выяснять отношения на кулаках, ни любовных игр под кирпичными стенами. Карл привел меня в бар под названием «Туманный рассвет», который показался мне невероятно переполненным, когда мы вошли, но когда мы добрались до главного бара, оказалось, что здесь не хуже, чем в ночном клубе. Запасшись терпением, можно было пробиться в любом направлении. Карл взял нам обоим по большой порции виски в дальнем баре, пока я в изумлении глазел по сторонам.
«Туманный рассвет» состоял из лабиринта обшитых деревом залов и ниш с картинами в рамах.
— Невероятно, — сказал я Карлу. — В Бирмингеме никто не позволит вот так набиться в паб. Там обязательно начнется драка… Совсем не похоже на бирмингемские ирландские пабы.
Карл улыбнулся, слегка печально.
— Тут люди умеют пить. Питейная культура здесь глубже реки. Здесь, если тебя вышибли из паба, с твоей общественной жизнью покончено. Так что все долбоебы, тупицы и крикуны валят в Англию. Там они больше к месту.
Он глотнул «Джеймисона», поморщившись от резкого вкуса. Глаза у него были совсем красные.
— Люди тут выглядят потрясающе, — сказал я, бессознательно предлагая ему перемирие. — Такие расслабленные, и все они такие симпатичные. Но разве в Дублине нет черных?
— Немного, главным образом потому, что здесь нет работы. Но с другой стороны, они все время твердят, что Ирландия — единственная страна, где никогда не преследовали евреев. Их сюда просто не пускали. Может, сейчас так. Едва ли я могу назвать это место своим родным домом.
— А где же тогда твой родной дом?
Он ничего не сказал и посмотрел так печально, что я взял его за руку.
— Эй, успокойся.
Было уже заполночь, толпа немного поредела. Я купил еще два больших виски, мы обсудили концерт. Нам обоим понравились упрощенные версии «Его рта» и «Города комендантского часа», но Карл считал, что «Из глины» нужно сделать более инструментально насыщенной. Я сказал, что не думаю, что текст удалось бы так растянуть.
— И, кстати, о чем она?
Карл смущенно посмотрел.
— Я не люблю объяснять слова, — сказал он. — Они значат лишь то, что ты в них услышал.
Не помню, о чем мы еще говорили. На сей раз Карл покупал выпивку, потом, кажется, снова я. Не знаю, как мы добрались до отеля, но помню, что Карл сознательно лег в мою узкую односпальную кровать и обнял меня сзади. Вообще–то я не люблю спать в обнимку, но в ту ночь этого нельзя было избежать.
Когда я проснулся через несколько часов, было все еще темно. Рука Карла лежала на моей талии, его дыхание звучало в унисон с моим. Я медленно высвободился, прошел в смежную ванную, налил стакан воды и выпил его. Затем услышал хриплый голос из комнаты:
— Дэвид? Ты не принесешь мне воды? Пожалуйста.
Он звучал сухо, как бумага. Я наполнил стакан наполовину, подошел к кровати и выплеснул воду ему в лицо.
— Ублюдок!
Он притянул меня к себе и яростно поцеловал. Я впился ногтями в его тощие ребра, ударил его по шее так, что, я знал, останется синяк.
— Продолжай, — спокойно сказал он.
Я перевернул его на спину, согнул колени и трахнул его — без лубриканта, без презерватива. Это должно было быть адски больно, но он кончил в мою руку меньше чем через минуту. Я не почувствовал своего оргазма, но я знал, что он был.