От грозы к буре
Шрифт:
– Дружины Константиновой нет ли сбоку?
– Да вон наши вои из леска выезжают, – прищурился старый вояка и, указывая в сторону темневшего в трех верстах леса, заметил: – Шагом едут, спокойно. Значит, не схоронился там никто. К тому же и сам князь Константин с ними бы был, а он вон где – с ратью пешей, близ стяга своего с соколом стоит.
Впереди, почти в самом центре пешей рати, и впрямь была видна гордо выпрямившаяся, застывшая на месте фигура рязанского князя. Она отчетливо просматривалась даже отсюда, благодаря тому что сзади Константина, создавая контраст в цветах, величаво развивалось по ветру его белое знамя с золотым соколом в середине. Создавалось впечатление, что птица живая,
И еще на одно распоряжение хватило самообладания у взбешенного черниговского князя.
– Немедля пошли гонца к пешцам, чтоб поспешали, в устье реки зашли и ворогу путь к граду отрезали, когда он побежит, – велел он тысяцкому.
Вои, шедшие водой, отставали от конницы совсем ненамного, и Мстислав надеялся, что через полчаса, это самое большое, путь рязанцам обратно в Ростиславль будет надежно перекрыт. Ничего сверх того от ладейной рати не требовалось. Избить трехтысячную пешую рать, сгрудившуюся возле своего князя, как цыплята вокруг курицы, черниговский князь рассчитывал и без ее помощи. Как бы ни был хорошо обучен воин, если только он не в седле, а стоит на своих ногах – всаднику он все равно уступит. К тому же конница атакующих почти вдвое превышала по численности пешую рязанскую рать.
Он выждал паузу, пока тысяцкий не отправит гонца к плывущим водой воям, и нарочито медленно протянул грамотку Ярославу:
– Чти, тут тебе тоже кое-что обещано.
Тот молча принял ее из рук Мстислава и углубился в чтение. По мере того как он одолевал строку за строкой, лицо его, и без того изуродованное шрамами, оставшимися после последнего ранения, все больше и больше бледнело. Сами шрамы, напротив, на глазах наливались красно-багровым цветом, создавая омерзительный контраст.
Прочитав грамоту до конца, Ярослав молча скомкал ее и кинул комок прочь от себя.
– Подними, – тут же велел Мстислав одному из своих дружинников и пояснил Ярославу: – Я ее за пазухой схороню. Солнце еще не сядет, как мы ему в пасть поганую листок сей засунем. Пущай сожрет перед смертью.
Он глубоко вздохнул, пытаясь себя успокоить хоть немного, и скомандовал, решив, что времени прошло достаточно:
– Я вперед пойду по прямой, а ты, княже, – обратился он к Ярославу, – правее возьми. Слева охватить не выйдет – Ока помехой, но в полукольцо мы их возьмем, чтоб бить сподручнее было.
Тот на ходу перестроился, забирая резко вправо и уводя за собой не только своих, но и дружины других князей. Все было, как когда-то, еще до Липицы [98] , после которой ему так ни разу и не довелось испытать радости победы. Лишь одна тревожная мысль смущала, неустанно стучала в висках и предостерегающе кричала, чем дальше, тем громче и громче: «Было! Было!! Было!!!»
Перейдя в нестерпимый визг, она яростно билась в голове, словно стремясь вырваться на волю, и отчаянно взывала вспомнить. Что именно вспомнить – Ярослав не понимал, и лишь когда до ненавистного рязанца, который, нимало не таясь, стоял чуть ли не в первых рядах своей жалкой кучки, осталось всего ничего, он вспомнил. Первым делом князь осадил своего коня, причем так резко, что жеребец чуть не споткнулся, норовя выбросить наездника из седла.
98
В битве под Липицей (апрель 1216 г.) Ярослава вместе с братом Юрием наголову разбили Мстислав Удалой и старший брат Ярослава – Константин Всеволодович.
– Стой, – заорал истошно Ярослав, но было уже
Снова на пути его дружинников оказался коварный ров с острыми кольями на дне и тут же рядом – второй, преодолеть который почти никто не сумел. Считаные дружинники, чудом перескочившие через оба, все равно валились замертво от точных выстрелов рязанских арбалетчиков.
Константин и впрямь воякой не был, так что ничего путного придумать не сумел. Зато на повтор старой коломенской ситуации [99] у него ума хватило. Однако повтор был с некоторыми новшествами.
99
См. «Око Марены».
Так, например, справедливо полагая, что на этот раз конная атака будет не только сбоку, но и спереди, он и рвы приказал вырыть соответственно, соединив их между собой. Чтобы ничего не заподозрили, он землю велел выносить к берегу реки и высыпать ее там. Затем рвы замаскировали ветками, уложив на них аккуратно подрезанный дерн. Времени хватило еле-еле. Оставалось лишь так раззадорить черниговского князя и особенно Ярослава, чтобы от слепой ярости они кинулись на него сломя голову, позабыв обо всем на свете. Весь вечер он сочинял нужный текст и лишь ближе к ночи остался удовлетворен содержанием грамоты. Для того чтобы развеять сомнения относительно возможных ловушек типа волчьих ям, он повелел оставить во рвах спереди несколько проходов. Их специально огородили тоненькими, хорошо ошкуренными колышками. Яркая желтизна четко выделялась на фоне зеленой травы, служила хорошим ориентиром для своих. Проходы сделали косыми, то есть, следуя по прямой, миновать оба рва было никак нельзя.
Опасения вызывал лишь Ярослав, который должен был помнить зимнюю битву под Коломной, но тут уж оставалось положиться на судьбу – как повезет. Сейчас Константин радостно понимал, что удача ему вновь улыбнулась.
Окружения со стороны реки он не боялся. Пусть булгар намного меньше, но зато их ладьи значительно больше по размерам, да и сами воины изрядно поднаторели в этих водных сражениях. Об одном он попросил своего союзника – по возможности ратников не убивать, а просто переворачивать и топить их ладьи.
– Пойми, Абдулла, они же все народ подневольный. Повелели им князья с боярами, вот они и пошли в поход – деваться-то некуда. Были бы степняки какие, я тогда наплевал бы – своей охотой они на мою землю пришли, или заставили их. Всех вырубил бы нещадно, под самый корешок. Но они – русские люди. Жалко.
– Все равно смертей не избежать, – резонно возразил наследник ханского престола.
– Это ты верно сказал. Потому и надо сделать так, чтобы их поменьше было.
Бек сдержал слово. По тем, кто не стрелял, булгары в ответ тоже не били. Просто сноровисто накидывали острые крючья-кошки и резко дергали вбок за другой конец крепких пеньковых веревок, опрокидывая одну ладью за другой.
Ратники-мужики, бестолково суетясь, пытались их обрубить, но толстые, хорошо просмоленные веревки были прочны. От одной, двух, а то и трех кошек освободиться удавалось, но в каждую ладью впивалось не меньше пятка, а потому усилия были бесплодны.
– И откель токмо понабрали их поганые, – сокрушались те, кто уже выбрался из-под перевернутых ладей и добрался к берегу.
На самом-то деле было их поначалу не так много. Но пока Константин плыл с Абдуллой к Ростиславлю – он успел хорошо ознакомиться с тактикой речного боя и тут же обратил внимание на их количество, после чего немедленно освободил всех кузнецов, пришедших с Сергием, а также местных, что были в городе, от земляных работ и поставил их на отковку кошек.