От Гудзона до Иртыша крыша едет не спеша

Прокопьев Сергей

– Чтобы я тебя больше здесь не видел!

Будто Автобат жаждал ещё раз столкнуться с ними.

«А как мне выбираться из этой мороки?» – терзал голову Миша.

С навязчивой мыслью в выходной побрёл прогуляться по своей деревне, остановился у бассейна и замер, не веря ушам: не может быть?! Русская речь! Впервые за месяц услышал от посторонних. В этой глуши ни разу соотечественников

не встречал. И вот они: женщина и мужчина по-русски без акцента общаются. Девчушка в коляске.

Из Бишкека. Мужчина, Инсор, примерно Мишиного возраста, симпатичной наружности, азиатская кровь с примесью славянской, в Афганистане, как оказалось, воевал, женщина русская, Лена, медсестра по образованию. Миша едва в ноги Инсору не упал:

– Выручай, земляк! Отец у немцев в плену год мантулил, я в США в рабство угодил, как соскочить не знаю.

– Слышал про такую петрушку! – сказал Инсор. – Наживаться на чужой беде они мастаки.

И дал свой телефон.

– Звонить будешь, – предупредил, – по имени не называй. Если мафиози меня разнюхают, без чиканья живьём закопают!

Тайком от товарищей по бригаде разработал Миша план побега. В выбранную ночь улёгся на свой матрас, сумку, предварительно собранную, под голову положил. «Даже хорошо, что в диссидентском сервисе сидор вместо подушек», – подумал.

«Проспать я не боялся, – рассказывал он, – Какой сон, когда волнуешься, как поросёнок в мешке… С вечера позвонил из автомата Инсору, всё серьёзно по-шпионски, по имени его не называл, мы согласовали время и место. В половине первого я решил: пора-пора. В комнате темень непроглядная, по полу от кондиционера холодом несёт. Всё дрыхнут, умаялись бедолаги на хилтоновской ниве. Я на колени встаю, сумку приподнимаю и только начал подниматься, вдруг кто-то в углу заговорил. У меня нервы на пределе, послышалось: «Ты куда?» Я окаменел, ноги полусогнуты, сумка в вытянутой руке висит, как статуя из жизни мешочника. Прислушался спят сотоварищи по американскому бизнесу. Выскользнул в коридор, нежно замок открыл, выглянул за дверь. Спокойно.

Конечно, не концлагерь, охрана за дверями не выставлялась, а вдруг какая следящая система?

От сладкой

диссидентской парочки всё можно было ожидать. В бригаде стукачок был. Сначала не знали, болтали, что попало. Потом обнаружилось: недовольные настроения, разговоры доставляются Лёсику и Борисику в лучшем виде. Слаб человек на денежку, приплачивали кому-то, он тук-тук делал. Опыт ЦРУ и КГБ прочно стоял у диссидентов на вооружении. Телефоны прослушивались. Как-то поменяли квартиру, через день диссиденты говорят: дайте-ка на ночь ваш стационарный аппарат. Зачем, спрашивается в кроссворде? А затем, чтобы жучка посадить. Сотовые тогда только входили, мы часто пользовались стационарным телефоном».

В день Мишиного побега часть бригады осталась в «Хилтоне» сверхурочить – ожидался наплыв гостей. Мишу Лёсик назначил дежурным по квартире. Обязанность простая – впустить полуночников в квартиру, как приедут со смены. Миша опасался, как бы раньше срока не заявились.

После побега позвонил из Нью-Йорка и узнал, как было дело по его исчезновению. Группа приехала, и что за ерунда – никто не встречает, не распахивает двери: добро пожаловать, герои трудового фронта. Поскребли пальчиком, постучали тихо-тихо. В результате коротали ночь на лестнице. США не Россия: руками-ногами грохотать «откройте!» – ни в коем случае. Соседи в твои проблемы с ненормированным рабочим днём и дежурным засоней входить не будут, вызовут полицию. Лёсика-Борисикина парочка строго-настрого запрещала шуметь. Почему и назначался дежурный. Эти порядки сыграли на руку беглецу. До утра никто не обнаружил, что Миша бесследно исчез. А так бы стукачок мог ещё ночью доложить о побеге.

Всего один раз Миша дозвонился из Нью-Йорка сотоварищам по «Хилтону». Через день телефон не ответил. Диссиденты, заметая следы, или номер поменяли, или засветившуюся квартиру.

Убегая, Миша беззвучно закрыл за собой дверь на все замки, выплыл в ночь. На улице не было ни души, темнота и гул кондиционеров. У каждого дома здоровенные ящики с неутомимыми вентиляторами во чреве, которые с шумом боролись с жарой, гнали в квартиры прохладу.

Конец ознакомительного фрагмента.