От Ханаана до Карфагена
Шрифт:
Подчинив себе огромные территории Палестины и Сирии, включая средиземноморское побережье, Тутмос III не изменял существующие политические структуры. В городах сохранялись местные правители, но они были поставлены под строгий контроль египетских чиновников. Общий контроль осуществлял, вероятно, «Наблюдатель чужих стран» или «Наблюдатель Северных стран». Для более внимательного контроля завоеванные земли были разделены на «провинции». Северная часть Финикии до Нибла, а позже до Тира, входила в «провинцию» Дмурру, центром которой был Цумур, а южная — в провинцию» Ханаан с центром в Газе. Главы этих провинций, назначаемые фараоном, носили аккадский титул «рабицу». В некоторых местах, как например, в Улацце, стояли небольшие египетские гарнизоны, обеспечивавшие порядок (Klengel, 1962, 258–261; Drawer, 1973, 471–472; Kemp, 1978, 17). Города платили фараонам дань. Местные правители в случае необходимости обращались часто не «только к этим «рабицу», сколько к самому фараону. Это может говорить о том, что роль наместников состояла не столько в непосредственном управлении «провинциями», сколько в наблюдении за ними, дабы не нарушались интересы центрального правительства. Города
Наши письменные источники преимущественно — египетские, а важнейшим центром связей Египта с сиро-финикийским побережьем, где очевидно египетское влияние, был Библ. Археологические источники тоже более всего связаны с Библом, так как именно этот финикийский город лучше всего раскопан, причем археологи дошли до самого материка. Поэтому создается впечатление, что история Финикии III–II вв. до н. э. сводится в основном к истории Библа и что этот город был в то время важнейшим на побережье, однако это не так. При знакомстве с более обширными источниками, становится ясным, что Библ был важным, но далеко не единственным центром Финикии. Уже в то время довольно значительными городами были Арвад, Верит (Бирута), Сидон, Тир. Три последних города часто называются вместе. Это видно и из амарнской переписки (напр., ЕА, 114, 13–14), и из угаритских документов (Bordreuil, Malbran-Labat, 1995, 445).
Царь Берита, его люди и корабли неоднократно упоминаются в амарнской переписке. Библский царь Рибадди, прося фараона отдать приказ правителям Тира, Сидона и Берита помочь ему, называет беритского правителя царем (ЕА, 92, 22), а сам этот правитель в своем письме к фараону предпочитает именовать себя «человеком Берита» (ЕА, 141, 4). Раскопки, весьма ограниченные в большом современном городе, показали, что во II тысячелетии до н. э. Верит был небольшим, но весьма процветающим и хорошо укрепленным торговым городом (Sader, 1997, 401).
В одном из амарнских писем (ЕА, 89, 48–53) правитель Тира упрекается в том, что его дворец не похож на дворцы других финикийских правителей: он чрезвычайно богат и может сравниться лишь с дворцом царя Угарита. Последний, по-видимому, представлялся примером роскоши и богатства. Это указание свидетельствует о значительном благосостоянии Тира. Каков же был источник этого благосостояния? Сам Тир находился на сравнительно небольшом острове, точнее — на двух островках, которые позже были соединены в один (Ios. Contra Ар. I, 113). Плиний (V, 76) писал, что сам город имел размер всего в 22 стадия, что составляет около 4 км. Современные исследователи приписывают Тиру площадь приблизительно в 58 га (Katzenstein, 1973, 10). Трудно сказать, каковы были материковые владения Тира. В письме к фараону (ЕА, 149, 49–53) тирский царь Абимилки жалуется, что сидонский царь отнял у него удел, расположенный на материке Ушу. Из этого ясно, что до нападения сидонского царя Ушу и окружающая его территория находились под властью царя Тира. Обладание этим районом было жизненно важно для тирийцев. Владения Тира распространялись и на лежащие несколько дальше склоны хребта Ливан, откуда тирийцы получали дерево. По-видимому, это распространение не было особенно обширным, ибо и позже Тир нуждался в поставке сельскохозяйственных продуктов от своих соседей.
В этих условиях основой богатства Тира были ремесло и особенно торговля. И если Библ с самого начала был тесно связан с Египтом, то Тир, вероятно, развивал западные связи. На самом побережье он ныл больше связан не с непосредственными соседями и родственниками, с которыми конфликтовал, а с более далеким Угаритом. Угаритского царя его тирский «коллега» называл своим братом (Lipinski, 1967, 282). Тир, по-видимому, был промежуточным портом на пути из Угарита в южном направлении. Угарит вел довольно активную торговлю в западном направлении, включая территории Эгейского бассейна (Гельцер, 1970, 2; Sasson, 1966, 126–138). Возможно, что тирийцы участвовали в этой торговле, хотя, как кажется, на правах младших партнеров: тирский царь в своих письмах в Угарит признавал свое более низкое положение в иерархии современных монархов (Bordreuil, Malbran-Labat, 1995, 445). Но и такое положение не мешало приходу в Тир огромных богатств, о чем свидетельствует зависть соседей к роскоши дворца в Тире. Не мешало это в будущем и еврейскому царю Соломону извлекать огромную выгоду из западной торговли Тира, в которой тирский монарх уже играл первенствующую роль.
В связи с этим обратимся к мифу о Кадме. Греки связывали с этим персонажем основание города Фив в Беотии. Многие писатели, начиная с Геродота (II, 49; IV, 147), подчеркивали его финикийское, а точнее, тирское происхождение. Особенно интересен рассказ Павсания (IX, 5, 1 — 16). Хотя этот автор жил во II в. н. э., но в рассказах о прошлом тех или иных мест он обычно пользовался местными источниками, обращаясь к наиболее осведомленным знатокам местных традиций. Повествуя об основании Фив, Павсаний рассказывает, как Кадм со своим финикийским войском прибыл в Беотию и основал там город Кадмею, а когда вокруг нее выросли позже Фивы, Кадмея превратилась в фиванский акрополь. Далее писатель говорит о нескольких поколениях фиванских царей. Исследование подобных генеалогий показало, что они содержат довольно значительную историческую информацию, хотя в такие генеалогии часто включались чисто мифические персонажи, особенно в начале списков (Молчанов, 1997, 73–76). И то, что сами фиванцы настаивали на своем происхождении от Кадма, говорит о существовании связей между Фивами и Тиром. Так как греческие писатели часто именовали финикийцев сидонянами, о тирском происхождении основателя Фив они знали. Современник Павсания Ахилл Татий (II, 2) прямо говорит, что миф о Кадме родился в Тире. Римский историк Курций Руф (IV, 4, 20) среди тирских колоний наряду с Карфагеном и Гадесом называет Фивы. Забегая вперед, надо отметить, что в греческом мифе о Меликерте, скорее всего, отразились финикийские сказания о главном покровителе Тира боге Мелькарте, который был внуком Кадма, и миф о нем опять же связан с Фивами,
1 и о может намекать белый круг на боку коровы. Гитин прямо говорит, что на боку (правда, не коровы, а быка) находился знак луны. Находка в фиванской Кадмее месопотамских цилиндрических печатей XIV–XIII вв. до н. э. подтверждает контакты Фив с Востоком в микенские времена (Hemmerdinger, 1066, 698; Колобова, 1970, 111–112; Bunnens, 1979, 10). Надпись на одной из печатей упоминает некоего Кидин (или Кидим) — Мардука, связанного с вавилонским царем XIV в. до н. э. Бурна-Буриашем. Наличие этого имени привело к мысли, что имя Кадма происходит от имени этого персонажа, и, следовательно, Кадм был историческим лицом (Hemmerdinger, 1966, 698–703). Это едва ли так. Рассказ о Кадме, дошедший до нас в сочинениях античных писателей, явно мифический. Но этот миф, очень вероятно, отражает воспоминания о восточных связях Фив и содержит какие-то следы финикийского мифа, заимствованного греками еще в микенские времена. Учитывая укоренившуюся традицию связи Фив с Тиром, можно считать, что эти контакты осуществлялись через Тир. Связи Греции микенского времени с Финикией отразились в греческом языке и литературе (Гринцер, 1971, южную Испанию и Северную Африку (Cintas, 1970, 271–274, 307–308; Blazquez, 1975, 23–26; Parrot, Chehab, Moscati, 1975, 202; Garcia Alfonso, 1998, 64). Конечно, доказать, что все найденные в этих местах предметы привезены именно тирийцами, невозможно. Но, принимая во внимание более позднее пребывание жителей Тира на западных берегах Средиземного моря, можно предполагать, что у них были контакты с этими отдаленными землями.
Одним из товаров, которые тирийцы могли предложить своим партнерам, был пурпур и окрашенные им ткани. Миф приписывает открытие пурпура тирскому городскому богу Мелькарту (Poll. Onom. I, 45–47), что заставляет отнести начало использования пурпурной краски к довольно раннему времени. Во всяком случае, во II тысячелетии до н. э. производство пурпура уже активно развивалось (A History of Technology, 1956, 247).
Не менее значительным центром был давний соперник Тира Сидон. Он был основан финикийцами на месте уже существовавшего поселения, восходящего к IV тысячелетию до н. э., и сравнительно скоро стал играть важную роль в этом регионе. Во II тысячелетии до н. э. Сидон поддерживал активные торговые связи с Угаритом й Месопотамией, где его главным партнером являлся Эмар (Baurain, Bonnet, 75–76; Lipinski, 1995, 124–125). Плиний (V, 76) приписывает сидонянам открытие стекла, но, хотя стекло было открыто в Египте, такое утверждение свидетельствует о роли Сидона как одного из центров стеклоделия. Раскопки дали толстые слои пурпуроносных раковин (Baurain, Bonnet, 76), что с несомненностью свидетельствует о значительном производстве этой краски. В амарнских письмах Сидон выступает как один из самых значительных городов финикийского побережья. В более поздней литературе сохранились сведения об основании сидонянами и Тира (lust. XVIII, 3, 2), и Арвада (Strabo XVI, 2, 13). В обоих преданиях это связано с действиями сидонских изгнанников, причем в первом случае традиция даже с одержит дату — за год до Троянской войны, т. е. начало XII в. до н. э. В таком виде эта традиция недостоверна, ибо оба города существовали задолго до этой даты, но также несомненно, что в ней отразились какие-то исторические факты (об этом см. ниже). Эта традиция, возможно, подчеркивает претензии Сидона на ведущую роль в Финикии, которые, может быть, подкреплялись и тем, что вся южная часть Финикии тоже носила название «Сидон», и жители города Сидона могли рассматривать это как своего рода превосходство над другими финикийскими городами.
Самый северный финикийский город Арвад, как и Тир, находился на небольшом островке окружностью менее полутора километров (Strabo XVI, 2, 13). Уже одно это во многом определило морское предназначение города. В амарнской переписке упоминаются арвадские корабли (ЕА, 105, 17–21), а также «люди Арвада» (ЕА, 149, 59). Но в целом в египетских источниках этот город почти не упоминается (Helck, 1962, 310). Характерно, что в амарнской переписке нет писем из Арвада (как и из более северного, но уже не финикийского Угарита). Едва ли это означает, что Арвад был полностью независим от Египта. Расположенный слишком далеко от последнего, он был более зависим от ситуации на противолежащем материке и мог позволить себе не просить помощи у фараона, а быть связанным с господствующим на материке царем Амурру (см. ниже). В то же время известен факт о поставке в Египет для храма Тота раба из Арвада, причем речь шла не о жертве пиратства, а о товаре совершенно официальной работорговли. Этот человек мог быть гражданином Арвада, так как известно не только его имя, но и имена его отца и матери (Helck, 1962, 364–365). Не исключено, что речь идет о виде дани, которую Арвад должен был платить Египту. Точная дата папируса с упоминанием этого раба неизвестна, но полагают, что он относится к правлению фараона Сети II (Helck, 1962, 365), т. е. уже ко второй половине XIII в. до н. э. Конечно, возможно, что подчинение Арвада произошло в результате походов Сети I или Рамсеса II, о которых речь пойдет позже, но эти походы едва ли вели к расширению сферы египетского господства, по-видимому, лишь к неполному восстановлению прежней сферы влияния. Поэтому можно полагать, что зависимость Арвада от Египта возникла в ходе походов Тутмоса III.
Если Арвад был самым северным крупным городом Финикии, то самым южным был Акко. Археологические раскопки показали, что сначала в этом районе ведущим был другой центр — Кабри, но около 1600 г. до н. э. на первый план выдвигается Акко, обладавший хорошим портом, который позволял ему непосредственно связываться и с Египтом (Кеmpinski, 1997, 329) — В районе Акко было найдено значительное количество микенской керамики (Stubbings, 1951, 78–82). Вероятно, этот город являлся центром, связывающим заморские страны с северной частью Палестины.