От империй — к империализму. Государство и возникновение буржуазной цивилизации

Кагарлицкий Борис Юльевич

Массовое железнодорожное строительство создает спрос для производителей металла, угольных шахт и машиностроительных заводов, но одновременно ведет к относительному упадку морской торговли и понижает значение военно-морской мощи. Перемещение товаров внутри Европы теперь происходит преимущественно сухопутным путем. Развиваются города, расположенные рядом с залежами угля и металлов, в то время как рост портовых центров замедляется.

К концу XIX века начинает выходить на передний план «социальный вопрос». Индустриальная революция, обогатив британских предпринимателей, разорила рабочий класс острова. Замена людей машинами сопровождалась массовым ростом безработицы и снижением заработной платы. К середине XIX века положение дел начинает немного улучшаться, но недостаточно, чтобы сгладить вопиющие социальные противоречия, которые становятся тем более очевидными в стране, где свободная печать допускает публичное обсуждение проблемы.

Нищета масс не только создает угрозу социального взрыва, с которой вынуждены считаться сменяющие друг друга либеральные и консервативные кабинеты, но и усугубляет экономические проблемы. До тех пор пока Британия оставалась «мастерской мира», реализация ее продукции была гарантирована

внешними рынками. Низкая покупательная способность рабочих в собственной стране не только не являлась проблемой для промышленности, но, напротив, стимулировала динамичное развитие бизнеса, снижавшего издержки за счет заработной платы. Однако по мере того как индустриальная монополия Англией утрачивалась, ситуация менялась. Мало того, что обострившаяся конкуренция из-за низкой покупательной способности трудящихся создавала проблему сбыта в Британии, но и новые индустриальные державы не могли повторить английский опыт, ибо не имели монопольного положения в мировой торговле.

Развитие глобальной конкуренции превратило «рабочий вопрос» в настоящую головную боль капиталистов — не только потому, что организованный пролетариат претендовал, если еще не на власть, то по крайней мере на политические свободы и экономические права, но и потому, что сама буржуазия не могла уже развиваться, не делая уступок рабочему движению. Проблема, однако, состояла в том, чтобы повысить доходы наемных работников, не жертвуя прибылями капиталиста. Идеологи рабочего движения, обращаясь к становящимся все более популярными работам Карла Маркса, предсказывали революцию. Буржуазия отрицала эти пророчества, ссылаясь на логику эволюционного прогресса, но страшилась их и в глубине души в них верила. Даже те, кто категорически осуждал входящие в моду социалистические идеи, сознавались, что с «социальным вопросом» надо что-то делать. Однако рост заработной платы означал снижение прибылей капиталистов и понижение конкурентоспособности промышленности на внешних рынках. В рамках западной экономики XIX века разрешить это противоречие было невозможно.

ПОЗДНЕВИКТОРИАНСКАЯ ДЕПРЕССИЯ

Трудности, переживаемые мировой экономикой в период 1870—1880-х годов, впоследствии получили название «поздневикторианской депрессии». Начавшись в Англии, она постепенно охватывала весь мир от Америки до России и от Австралии до Швеции. «Экономические основания торжествующей цивилизации были потрясены. После того как целое поколение жило в условиях беспрецедентного роста, мировое хозяйство погрузилось в кризис» [1070] .

1070

Е. J. Hobsbawm. Op. cit., p. 33.

Строительство заводов, сооружение железных дорог и развитие торговли, все это продолжалось, иногда почти такими же темпами, как и прежде, но цены падали. Масштабы депрессии хорошо иллюстрируются динамикой английского экспорта. Если в 1854 году товаров с Британских островов вывезли на 97 200 тысяч фунтов, а в 1870 году на 199 600 тысяч фунтов, иными словами, за период глобальной реконструкции экспорт, несмотря на все протекционистские барьеры, удвоился, то в 1887 году он составил 221 400 тысяч фунтов — ничтожный рост для столь длительного периода [1071] . В 1873–1896 годах уровень цен в Британии упал на 40 %, причем, к ужасу предпринимателей, «не было никакой возможности пропорционально понизить заработную плату» [1072] . Депрессия сопровождалась нарастанием конфликта между трудом и капиталом, а главное — быстрым ростом самосознания рабочих, которые вступали в профсоюзы, основывали социалистические партии, судились с предпринимателями и бастовали.

1071

Chambers's Encyclopaedia, vol. 5, p. 377.

1072

E. J. Hobsbawm. Op. cit., p. 37–38.

Вместе с ценами падали и прибыли. Создавалась ситуация, когда поддержание промышленного роста давалось лишь за счет снижения его рентабельности. Индустриализация привела к ускорению капиталистического развития, росту мощи буржуазии и эффективности производства, но одновременно привела к понижению нормы прибыли во всех ведущих западных экономиках и в глобальном масштабе.

Еще до Маркса экономисты обнаружили тенденцию нормы прибыли к понижению. Либеральные авторы склонны были винить в этом рабочих, которые, требуя повысить заработную плату, принуждали капитал снижать свою долю в общем доходе. Напротив, Маркс показал, что норма прибыли «понижается не потому, что труд становится менее производительным, а потому, что он становится более производительным» [1073] . Рост производства ведет к тому, что норма прибыли снижается из-за насыщения рынка, усиления конкуренции при ограниченной покупательной способности трудящихся. Однако главной причиной, толкающей ее вниз, является изменение органического строения капитала, иными словами, необходимость все больше средств тратить на техническое перевооружение производства. По мере внедрения все более дорогой и сложной техники соотношение основного капитала (вложенного в оборудование) и оборотного капитала (вложенного в эксплуатацию труда) меняется в пользу первого, в то время как прибыль приносит второй. В свою очередь именно эта тенденция к понижению прибыли вызывает периодическую потребность капитализма в новых рынках и отраслях, новых товарах и в привлечении на рынок труда новых масс рабочих, которых можно эксплуатировать более простыми и «дешевыми» методами. «С появлением в жизни людей новых предметов и услуг они становятся частью новых рынков, которые сначала быстро растут, — писал историк Александр Шубин в связи с более поздними кризисами. — Распространение новинок

влечет развитие рынков сырья для их производства и эксплуатации, комплектующих, соответствующей инфраструктуры и т. д. Востребовав один предмет, общество выписывает путевку в жизнь и другим. Спрос на автомобиль порождает и рынок автомасел, спрос на компьютер — рынок компьютерных игр» [1074] . На первых порах все эти новые рынки демонстрируют очень высокую рентабельность, спрос неизменно опережает предложение. А через взаимодействие с деловыми партнерами прибыль перераспределяется по всей экономике. Иными словами, повышается не только прибыльность отдельных компаний и секторов хозяйства, но и средняя норма прибыли. Таким образом, как замечал Маркс, «те самые причины, которые ведут к понижению общей нормы прибыли, вызывают противодействия, тормозящие это понижение, замедляющие и отчасти парализующие его» [1075] .

1073

К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения, т. 25, ч. I, с. 263.

1074

А. Шубин. Великая депрессия и будущее России. М.: Яуза, 2009, с. 9.

1075

К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения, т. 25, ч. I, с. 261.

Беда в том, что потенциал подобной «инновационной волны» через некоторое время исчерпывается, а для следующей волны требуется внешний толчок не только в виде научных и технических открытий, но и в виде социальных изменений, делающих эти открытия востребованными и необходимыми.

Описанная Марксом тенденция провоцирует периодические всплески кризисов и конфликты. Повторяющиеся технологические революции, сопровождающиеся радикальными изменениями в потреблении и образе жизни, дают возможность резко изменить состояние рынка и, оживив его, поднять норму прибыли. А завершение технических революций столь же неизбежно сопровождается кризисами и снижением прибыльности. Именно здесь на помощь промышленному капиталу приходит торговый, создавая новые рынки и открывая для коммерческого использования различные сферы жизни, которые ранее не были коммерциализированы.

Периодически повторяющийся кризис прибыльности в рамках промышленного капитализма предопределяет столь же регулярно повторяющийся реванш торгового и финансового капитала, «возвращающегося» в мировую историю в новых и новых формах, вместе с идеологией свободной торговли, открытых рынков и беззастенчивой эксплуатации людей и ресурсов.

Именно это и произошло в ходе «поздневикторианской депрессии». Как отмечает английский историк Э. Хобсбаум (Е. Hobsbawm), драматизм глобальной ситуации конца XIX столетия состоял в том, что «наиболее развитые экономики разом почувствовали потребность в открытии новых рынков» [1076] .

1076

E.J. Hobsbawm. The Age of Empire, 1875–1914. London: Weidenfeld and Nicolson, 1987, p. 66.

Между тем торговый капитал не может завоевывать рынки без участия государства, без насилия и принуждения. Необходимость новых рынков в конце XIX века была равнозначна неизбежности новых колониальных войн.

ГОНКА ЗАВОЕВАНИЙ

Новая волна колониализма, начавшаяся в 1870-е годы, вела к расширению западного мира за счет новых «варварских» территорий, ранее оставшихся без внимания, и давлению на азиатские государства, сохранявшие свою независимость. Колониальная экспансия, продиктованная экономической необходимостью, поддерживалась демографическим перевесом Запада. В Европе XIX века наблюдается явный демографический взрыв. Если к концу XVIII столетия азиаты составляли две трети населения планеты, то в 1900 году, как указывает Э. Хобсбаум, их доля уменьшилась примерно до 55 %. В свою очередь, за это же время численность европейцев «по самым скромным подсчетам удвоилась» [1077] .

1077

Ibid., p. 14.

Основным направлением колониальной экспансии стала Африка, рассматривавшаяся европейцами как ничейная территория, которую можно разделить между собой. Захват колоний в Африке до середины XIX века был связан с необходимостью создания якорных стоянок, военно-морских баз и складов. Некоторые историки склонны считать, что в тот период не Королевский флот был инструментом строительства империи, а наоборот, «империя, или по крайней мере, изрядная часть ее, была дополнением к флоту» [1078] . Однако ситуация радикально изменилась к концу столетия. Продвижение западных держав в глубь континента часто сопровождалось подписанием формальных соглашений с вождями племен, туземными правителями и царьками, но отсутствие подобных договоров никогда не становилось препятствием для экспансии. Лидерами нового колониализма становятся все те же Англия и Франция, однако на сей раз, как и в XVI–XVII веках, в «гонку завоеваний» вступают все европейские страны, обладающие хоть каким-то военным и морским потенциалом. Германия, Бельгия и Италия создают свои заморские империи. Португальские африканские владения продвигаются вглубь континента, Голландия пытается консолидировать и расширить свой контроль над Индонезией, Россия захватывает Среднюю Азию, Япония пытается создать себе плацдармы в Китае и Корее, что ей в конечном счете удается.

1078

B. Moore, H. Van Nierop. Colonial Empires Compared: Britain and the Netherlands, 1750–1850. Aldershot: Ashgate, 2003, p. 4.