От красного террора к мафиозному государству: спецслужбы России в борьбе за мировое господство
Шрифт:
Фотиева заверила, теперь уже Сталина, что лишнего она не говорит и не имеет «никаких оснований думать, что он в курсе дел».
30 января, узнав от Фотиевой об отказе Сталина выдать ему материалы комиссии Дзержинского, Ленин сказал, что будет настаивать на выдаче документов.
1 февраля Политбюро разрешило выдать материалы Фотиевой для Ленина, но при условии, что Фотиева оставляет их у себя для изучения и доклад Ленину на эту тему без разрешения Политбюро не делает. Иными словами, Политбюро материалы выдало, но доступа к ним у Ленина нет, так как они находятся у сталинской шпионки Фотиевой.
Фотиева при этом, видимо по указанию Сталина, тянет время
Ленин планировал начать открытый бой. Но и Сталин не бездействовал. За несколько дней до трагикомедии с материалами по грузинскому вопросу, 27 января, Сталин от имени Политбюро и Оргбюро ЦК разослал во все губкомы РКП(б) закрытое письмо по поводу последних ленинских статей, подписанное членами Политбюро и Оргбюро: Андреевым, Бухариным, Дзержинским, Калининым, Каменевым, Куйбышевым, Молотовым, Рыковым, Сталиным, Томским и даже Троцким. Смысл письма заключался в том, что Ленин болен и уже не отвечает за свои слова.
Неизвестно, знал ли Ленин об этом письме, или же изоляция его, с одной стороны, и нежелание близких волновать — с другой, достигли такой степени, что о происках Сталина ему не сообщили. Однако не позднее 3 февраля Ленин из разговора с Фотиевой понимает, что с ним запрещено разговаривать, точнее — что-либо обсуждать:
Владимир Ильич вызывал в 7 ч. на несколько минут. Спросил, просмотрела ли материалы. Я ответила, что только с внешней стороны и что их оказалось не так много, как мы предполагали. Спросил, был ли этот вопрос в Политбюро. Я ответила, что не имею права об этом говорить. Спросил: «Вам запрещено говорить именно об этом?» — «Нет, вообще я не имею права говорить о текущих делах». — «Значит, это текущее дело?» Я поняла, что сделала оплошность. Повторила, что не имею права говорить. Сказал: «Я знаю об этом деле еще от Дзержинского, до моей болезни. Комиссия делала доклад в Политбюро?» — «Да, делала, Политбюро в общем утвердило ее решения, насколько я помню». Сказал: «Ну, я думаю, что Вы сделаете Вашу реляцию недели через три, и тогда я обращусь с письмом»173.
12 февраля против Ленина вводят очередные санкции по его изоляции, и у него случается новый приступ. Фотиева делает в «Дневнике» запись:
Владимиру Ильичу хуже. Сильная головная боль. Вызвал меня на несколько минут. По словам Марии Ильиничны, его расстроили врачи до такой степени, что у него дрожали губы. Ферстер накануне сказал, что ему категорически запрещены газеты, свидания и политическая информация. [...] У Владимира Ильича создалось впечатление, что не врачи дают указания Центральному комитету, а Центральный комитет дал инструкции врачам.
Так и было. Ферстер как раз считал, что Ленину вредны не работа, а запреты.
Подозрительный Ленин понимал, что его убивают, скорее всего, отравляют, категорически отказывался принимать лекарства и требовал освободить его от присутствия врачей, нанятых Сталиным и Дзержинским и укорачивавших ему жизнь. Ферстера Ленин не выносил уже до такой степени, что тот прятался от него в соседних комнатах, чтобы не попадаться ему на глаза.
14 февраля (через две недели после получения материалов из Политбюро) Фотиева записывает:
Владимир Ильич вызвал меня в первом часу. Голова не болит. Сказал, что он совершенно здоров. Что болезнь его нервная и такова, что иногда он совершенно бывает здоров, т.е. голова совершенно ясна, иногда же ему бывает
Эти указания также касались грузинского дела174.
Понятно, что в тот же день всю эту информацию доложили Сталину, и он предпринял против Ленина некие новые шаги, о которых мы не знаем. Очевидно, что в период с 15 февраля по 5 марта 1923 года Ленин был трудоспособен, так как 2 марта закончил статью «Лучше меньше, да лучше». Но записей с 15 февраля по 4 марта в «Дневнике дежурных секретарей» нет175.
Из лаконичной записи врача Кожевникова от 25 февраля мы узнаем, что Ленин работоспособен и чувствует себя хорошо: утром Ленин «читал и разговаривал о делах... Вечером читал и диктовал больше часа»176. (Что же он диктовал? Сколько страниц текста?)
Кроме того, мы знаем, что 3 марта Сталин, наконец-то, разрешил Фотиевой выдать Ленину заключение по материалам комиссии Дзержинского: «Ленин получает докладную записку и заключение Л. А. Фотиевой, М. И. Гляссер и Н. П. Горбунова о материалах комиссии Политбюро ЦК РКП(б) по “грузинскому вопросу”», — записывает врач Кожевников177.
Из этих записей становится понятно, что Ленин работоспособен и в период с 25 февраля по 3 марта. Но, кроме этого, очевидно, что ведется не только «Дневник дежурных секретарей» Ленина, но и дневник дежурных врачей Ленина, который не опубликован до сих пор.
Что же происходило в эти дни в Москве и почему упрямо молчит «Дневник»?
Дело в том, что с 21 по 24 февраля в Москве работал пленум ЦК РКП(б). Видимо, это было одной из причин отсутствия записей: Ленин интересовался работой пленума, так как
пленум рассмотрел тезисы по национальному и организационному вопросам, постановил не публиковать их до предварительного ознакомления с ними (с разрешения врачей) В. И. Ленина, и если Владимир Ильич потребует пересмотра тезисов, то созвать экстренный пленум. Пленум признал целесообразным создать на съезде секцию по национальному вопросу с привлечением всех делегатов из национальных республик и областей и с приглашением до 20 коммунистов не делегатов съезда178.
Иными словами, тезисы Сталина пленум отправил на доработку Ленину, предлагая для обсуждения национального вопроса в случае необходимости созвать еще одно экстренное заседание.
Не исключено, что такое решение приняли на основании написанного Лениным письма к пленуму, возможно и не одного письма, поскольку пленум продолжался необычно долго — четыре дня. Что же могло и должно было содержаться в этом письме или письмах Ленина?
Здесь нам помогает Троцкий, в архиве которого есть документ, датированный 22 февраля 1923 года. Из него следует, что, во-первых, Троцкий вступил в конфликт с большинством пленума (то есть со сталинцами), во-вторых, что на пленуме 21 и 22 февраля обсуждалась опубликованная статья Ленина, письмо Ленина и проект (предложение) Ленина. Похоже, что речь шла о статье Ленина «Как нам реорганизовать Рабкрин», так как это был единственный документ Ленина, опубликованный в те дни в «Правде», 25 января 1923 года, причем изначально предполагали напечатать этот номер «Правды» в одном экземпляре, специально для Ленина (утаив статью от всех остальных).