От ненависти до любви
Шрифт:
— Я люблю тебя… я люблю тебя… Когда ты целуешь меня… нет в мире ничего больше, — только ты и моя любовь, — шептала Атейла.
Граф продолжал ее целовать, и девушке казалось, что они больше не люди, а частицы звезд, неба, солнца, и нет им пути обратно на Землю.
Прошло немало времени, прежде чем граф смог выговорить тихо и неуверенно:
— Радость моя! Я должен рассказать тебе о том, что намерен предпринять.
— Что же? — спросила Атейла, испугавшись серьезности его тона.
— У меня есть тетя, которая живет примерно в пяти милях
— А… я смогу видеть тебя? Граф улыбнулся:
— Можешь быть уверена. Я буду приезжать полями, и мы будем встречаться несколько раз в неделю. Ну конечно, ты будешь привозить сюда Фелисити повидаться с прабабушкой.
— Ты… действительно… будешь приезжать?
— Не сомневайся! Нам будет тяжело, моя дорогая, но мы подождем. А потом, когда наконец мы будем вместе, мы быстро забудем все, что нам пришлось вытерпеть ради нашей любви.
— Ты уверен… что это самый лучший… путь?
— Это единственный путь. Если бы жена возбудила дело о разводе, вряд ли она выиграла бы. Всем известно, что она бросила меня и живет, как говорится, «в грехе». Могло случиться так, что мы остались бы в браке до конца жизни.
Атейла вскрикнула от ужаса, а граф продолжал:
— Не бойся, этого не случится! Но я борюсь за наше будущее, и мы должны быть очень, очень осторожны.
— Я сделаю все, как ты скажешь, — кивнула девушка.
Граф нежно посмотрел на нее.
— Любовь моя, когда ты станешь моей женой, я докажу, как сильно люблю тебя. У тебя будет все, о чем ты мечтаешь.
— Я мечтаю только о том, чтобы ты поцеловал меня, — прошептала Атейла.
Она увидела, как вспыхнули глаза графа. Он целовал ее до тех пор, пока оба они не задохнулись. Когда наконец она смогла заговорить, Атейла спросила:
— Как скоро нам с Фелисити придется… уехать?
— Я все устрою завтра и предупрежу тетю, чтобы на следующий день она была готова вас принять.
Увидев, как погрустнели глаза девушки, он добавил:
— У нас еще две ночи и целый день, моя дорогая. Ведь ты поужинаешь со мной сегодня?
— А разве я могу?
— Никто еще не знает о наших планах. Возможно, кое-кто из слуг удивится, что гувернантка ужинает с хозяином, но я надеюсь, что в будущем для них все станет ясно. Кроме того, я же сказал: за тобой присматривает моя бабушка.
— Ты не скажешь ей о нас?
— Зачем? — улыбнулся граф. — Уверен, она уже и так все знает.
Он заметил, как в страхе замерла девушка, и добавил:
— Не волнуйся! Бабушка так мечтает, чтобы я снова женился и чтобы у меня был наследник, что была бы рада любой женщине, а тебе, мое сокровище, особенно!
— Почему ты так думаешь?
— Потому что она уже давно любит тебя, хотя и не сомневается, что ты не гувернантка. Я представляю, как счастлива она будет узнать, кто ты на самом деле и кем был твой отец.
— Разве она тоже слышала о папе?
— А почему тебя это
— Это же замечательно! А ведь папа думал, что его книги читают только старые профессора да студенты, которым это положено по программе. И вот здесь, где я никак этого не ждала, я узнаю, что и сэр Кристофер, и ты, даже твоя бабушка знали о нем!
— И кто из нас важнее для тебя? — спросил граф.
— Ты, конечно! — Атейла потерлась щекой о его плечо. — Я так рада и так горда тем, что ты понимаешь, каким умным человеком был мой отец и какое значение будут иметь его труды об африканских племенах для тех, кто действительно захочет узнать больше об этом, пока совсем не известном континенте.
— Я узнаю, насколько популярны книги твоего отца, и, когда в следующий раз буду в Лондоне, постараюсь убедить издателей увеличить тиражи его книг.
— Это было бы для меня самым лучшим подарком! — воскликнула Атейла. — Спасибо… Спасибо тебе за то, что ты понимаешь меня.
Граф молча поцеловал ее.
Потом, взглянув на часы над камином, Атейла поняла, что пора подниматься наверх и укладывать Фелисити.
— Я действительно могу поужинать с тобой сегодня? — спросила она.
— Поверь, я не собираюсь сидеть в столовой в одиночестве, — ответил граф. — И нам еще многое надо сказать друг другу после ужина, хотя, возможно, не словами.
Он смотрел на ее губы, и Атейла ощутила сладость его поцелуя.
Но пора было уходить. Атейла улыбнулась графу и вышла из комнаты прежде, чем он успел остановить ее.
Поднимаясь наверх, Атейла повторяла про себя благодарную молитву за то счастье, которое она обрела так неожиданно в тот момент, когда, казалось, впереди у нее не было ничего, кроме страха и нищеты.
Фелисити уже поужинала и, готовая ко сну, сидела на кровати, когда Атейла вошла в детскую.
— Представляете, — воскликнула Фелисити, — мы с Дженни угощали кукол, и они так объелись, что теперь, я боюсь, у них заболят животы!
— Надеюсь, что с тобой такой же беды не случится, — ответила Атейла.
— Конечно, нет! Ведь вы обещали, что завтра мы с вами поедем кататься. И может, даже папа поедет с нами?
— Я уверена, он будет рад присоединиться к нам, — сказала девушка, и Фелисити запрыгала от радости.
— Я люблю папу, когда он катается со мной, — весело заявила она. — И когда все эти глупые люди уедут из замка, он, может быть, будет кататься каждый день!
Атейла почувствовала, как ее сердце переворачивается при мысли о том, что скоро им с Фелисити придется уехать в чужой дом. Она постаралась не думать об этом сейчас, прочла вместе с Фелисити молитву и поцеловала ее перед сном. Фелисити обвила ручками шею и поцеловала, прошептав: