От Пекина до Берлина. 1927–1945
Шрифт:
Передо мной была скромная, серьезная женщина, которая говорила о своих боевых подругах, а о себе лишь тогда, когда я задавал ей прямые вопросы и просил рассказать подробнее о том, что делала она сама.
– О себе? – удивленно пожимала она плечами. – Так ведь я о себе и говорю. Вместе со мною на Мамаевом кургане были Мария Гуляева, маленькая девчушка из Камышина, та самая, с которой мы вместе 12 сентября 1942 года под беспрерывной бомбежкой вырыли блиндаж (правда, выход мы сделали в сторону противника, но не беда, наш узел связи находился там с 1 по 14 сентября). Вместе с ней, а потом с Шурой Шешеньей
Девушки уже слышат гул приближающихся бомбардировщиков, но не уходят: нужно передать срочное сообщение о наступлении немцев, о том, что вражеские танки прорвались в тыл одной из наших частей. И они не ушли. Ни Фаня, которая вела передачу, ни ее подруга, сидевшая рядом с ней. Так уж повелось у девушек-связисток: не бросать подруг, какая бы опасность не угрожала.
Наблюдая за летящими самолетами и прислушиваясь к вою бомб, девушки определили, где примерно будут рваться бомбы. Один, второй заход самолетов. А они все передают… Но вот самолеты сделали третий заход, и… на месте палатки зияет воронка.
События в те дни развертывались так стремительно, что не удалось даже похоронить наших боевых товарищей. Так они и остались навсегда в Яблоневой балке, незаметные рядовые бойцы Красной Армии, погибшие, но выполнившие боевое задание…
Рассказала мне в тот вечер Разумеева и о своей хорошей подруге Шуре Шешенья.
– До войны она работала в детском доме. Когда стало известно, что военкомат вызвал нескольких девушек-комсомолок, заявивших о своем желании вступить в ряды Красной Армии, Александра Ивановна Шешенья, или просто Шура, тут же пошла к директору детского дома и заявила, что и она хочет уйти на фронт.
И этот день наступил. В конце апреля 1942 года вместе с пятью другими девушками-комсомолками Шура, уже кандидат партии, отправилась в военкомат.
Все было оформлено в один день, и 2 мая девушек провожали в армию. После месяца учебы на курсах телефонистов в Астрахани Шура прибыла в отдельную роту связи 115-го укрепленного района и стала работать на коммутаторе. Это было в июле 1942 года на Дону. С тех пор никогда, даже при самых тяжелых обстоятельствах, она не покидала своего поста.
13 сентября 1942 года на Мамаевом кургане была установлена связь между командованием укрепленного района и генералом Пожарским. В этот день здесь не было ни минуты затишья. Все время бушевал огонь артиллерии и минометов. Конечно, удержать бесперебойную связь было трудно, но ее все же удерживали.
К трем часам дня на узле связи не осталось ни одного линейщика: все были на линии.
И когда уже некому было идти на линию, чтобы восстановить прерванную связь, Шура сказала командиру роты связи:
– Разрешите мне пойти, на коммутаторе без меня обойдутся.
– Огонь такой, что вы даже не сможете добраться до места разрыва линии.
– Смогу, товарищ лейтенант, вы только разрешите, – настаивала Шура.
Командир
Шура несколько раз включалась в линию, и те немногие, кто был в этот день на Мамаевом кургане и остался жив, помнят, как в полдень 14 сентября связь снова оборвалась, и они больше уже не слышали голоса Шуры…
Я часто вспоминаю, в каких условиях жили и работали наши связистки. Для них в сражающемся городе никто блиндажей и укрытий не строил, они сами, каждая для себя или вместе, коллективно, вырывали в земле щели, слегка перекрывали их сверху тем, что попадало под руку, и в таких щелях ютились месяцами. Они часто и засыпали там, где работали.
В октябре, когда противник разрушил все штабные блиндажи, условия для женщин на правом берегу стали еще более тяжелыми. Они работали в душных и тесных укрытиях, отдыхали под открытым небом и месяцами не знали, что такое горячая вода.
…В дивизии Батюка служила Тамара Шмакова. Я знал ее лично, она прославилась тем, что выносила тяжелораненых с передовой линии боя, когда, казалось, нельзя было руку поднять над землей. Ползком приблизившись к раненому, Тамара, лежа рядом с ним, делала перевязку. Определив степень ранения, она решала, что с ним делать. Если тяжелораненого нельзя было оставить на поле боя, Тамара подлезала под раненого и, собрав все силы, на спине тащила живой груз, часто в полтора-два раза тяжелее ее самой. А когда раненого нельзя было поднять, Тамара расстилала плащ-палатку, накатывала на нее раненого и тоже ползком тянула за собой тяжелую ношу.
Немало жизней спасла Тамара Шмакова. Многие, оставшиеся в живых, должны благодарить ее за спасение. А бывало, что убереженные от смерти бойцы даже не могли узнать имя этой девушки. Сейчас она работает в Курганской области врачом.
И таких героинь, как Тамара, в 62-й армии было немало. В списках награжденных по частям 62-й армии числится свыше тысячи женщин. Среди них Мария Ульянова, которая с начала и до конца обороны находилась в доме сержанта Павлова, Валя Пахомова, вынесшая с поля боя более ста раненых, Надя Жарких, награжденная орденом Красного Знамени, врач Мария Вельяминова, перевязавшая под огнем на передовой позиции не одну сотню бойцов и командиров, и многие другие. А разве не героиня Люба Нестеренко, которая, оказавшись в осажденном гарнизоне старшего лейтенанта Драгана, сделала перевязки десяткам раненых гвардейцев и, истекая кровью, умерла с бинтом в руках возле раненого?
Во второй половине октября положение в городе осложнилось, расстояние между передовой линией боя и Волгой настолько сократилось, что Военный совет армии вынужден был некоторые части и учреждения перевести на левый берег, чтобы не иметь напрасных жертв. В первую очередь решено было отправить на левый берег женщин. Командирам и начальникам было приказано предложить бойцам-женщинам временно отправиться на левый берег, чтобы там отдохнуть и через несколько дней вернуться к нам.
Это решение Военный совет принял 17 октября, а утром 18-го ко мне явилась делегация от женщин – бойцов связи. Делегацию возглавляла Валя Токарева, уроженка города Камышина. Она поставила вопрос, как говорят ребром.