От первого прокурора России до последнего прокурора Союза
Шрифт:
После отставки с поста товарища министра юстиции А. С. Зарудный оставался не у дел чуть больше месяца. 19 июля 1917 года, при министре И. Н. Ефремове, он занял должность старшего председателя Петроградской судебной палаты, на которой пробыл всего несколько дней, так и не успев фактически приступить к своим обязанностям.
25 июля 1917 года Александр Сергеевич вошел в состав нового коалиционного правительства, возглавляемого А. Ф. Керенским, в качестве министра юстиции и генерал-прокурора.
Отдавая должное А. С. Зарудному, как блестящему адвокату, некоторые современники, в частности, его заместитель по Министерству юстиции А. А. Демьянов, были все же невысокого мнения о нем как о политическом деятеле. Он имел, по выражению Демьянова, «массу крупнейших недостатков». Кресло министра юстиции и генерал-прокурора было явно не для него, что
Во-вторых, как отмечали современники, А. С. Зарудный был уверен в себе «сверх меры». Отсюда он часто бывал не прав, иногда несправедлив, быстро увлекался до того, что даже глаза выдавали его волнение. В своих воспоминаниях А. А. Демьянов приводит слова двоюродного брата министра — С. М. Зарудного, который сравнивал его с Савонаролой. Он говорил: «Посмотрите на его глаза; если кто нас приговорит к смертной казни, то это брат Саша».
А. А. Демьянов писал: «А. С. Зарудный был тяжел в сношениях с другими. Вместе с тем это был до крайности добрый человек. Нужно было видеть его кроткую улыбку, когда он шутил, или был весел, чтобы полюбить его. Зная его самостоятельность мнений и нетерпимость, я был уверен, что министром он долго не пробудет. Так оно и вышло».
А. С. Зарудный, вследствие горячности своей натуры, неоднократно имел серьезные столкновения с сослуживцами. А. А. Демьянов писал, что «Зарудный в служебных отношениях всегда держался официального тона, то есть как начальство. Он считал это принципиально необходимым. А прежних товарищей его по сословию это раздражало: они не признавали за Зарудным права распоряжаться ими по своему усмотрению».
В связи с событиями 3–5 июля 1917 года Временное правительство 9 июля приняло постановление, в котором предписывалось «арестовать и привлечь к судебной ответственности, как виновных в измене Родине и предательстве революции всех лиц, участвовавших в организации и руководстве вооруженным выступлением против государственной власти». Для расследования была организована Особая следственная комиссия.
За министра юстиции это постановление подписал Г. Д. Скарятин. На следующий день министр-председатель А. Ф. Керенский лично прибыл в министерство юстиции для того, чтобы дать правильное направление расследованию июльских событий. Он прошел в кабинет Г. Д. Скарятина и имел с ним продолжительную беседу во время которой указал на необходимость твердости в ведении следствия.
После посещения Керенским министерства, Г. Д. Скарятин срочно собрал прокуроров и следователей, на которых можно было возложить следствие, и провел с ними совещание. Он рассказал о предстоящем расследовании и о тех задачах, которые правительство поставило перед судебными деятелями. Основной упор делался при этом на обвинение большевиков во главе с В. И. Лениным в государственной измене, организации восстания и шпионаже в пользу Германии. Некоторые участники совещания высказались за то, чтобы комиссией руководил министр юстиции как генерал-прокурор, но затем все сошлись на том, что возглавить комиссию должен прокурор Петроградской судебной палаты Н. С. Каринский.
Вначале предполагалось, что комиссия будет заниматься расследованием июльских событий в полном объеме. Однако опытные прокуроры и следователи, включенные в комиссию, запротестовали. В конце концов было решено выделить материалы об участии в восстании военных чинов и передать их в другую комиссию.
Особую следственную комиссию возглавил прокурор Н. С. Каринский. За следствием наблюдали товарищи прокурора судебной палаты Репнинский, Пенский, Поволоцкий, Моложавый и Попов. Представительной была и следственная часть. В нее вошли судебные следователи по особо важным делам Петроградского окружного суда П. А. Александров
Общее руководство и направление следствию давал генерал-прокурор. Следствие началось еще при И. Н. Ефремове (он практически не вникал в это дело, и все указания поступали от его заместителя Г. Д. Скарятина), продолжалось при А. С. Зарудном, а затем при П. Н. Малянтовиче.
Наиболее интенсивный период следствия приходился на то время, когда органы прокуратуры возглавлял А. С. Зарудный.
Вскоре ведущее положение в комиссии занял судебный следователь по особо важным делам П. А. Александров, которому было поручено предъявить обвинение В. И. Ленину. Министерство юстиции (там уже занимал пост генерал-прокурора А. С. Зарудный) продолжало усиленно давить на следователей, требуя скорейшего ареста В. И. Ленина, который, конечно, был «центральной и крупной фигурой следствия». П. А. Александров, по его словам, считал, что результаты следствия не дают оснований для признания ареста вождя большевиков необходимым, и поэтому он отказался сделать такое распоряжение. Тогда А. Ф. Керенский лично дал указание о допросе В. И. Ленина. После этого Александров вынужден был выдать полиции предписание о приводе В. И. Ленина для допроса, твердо решив не арестовывать его, о чем поставил в известность и прокурора судебной палаты. Однако постановление следователя выполнено не было.
А. С. Зарудный, в качестве генерал-прокурора, постоянно интересовался ходом расследования. Подробный и обстоятельный доклад был сделан ему Александровым сразу же после его назначения. Зарудный оставил у себя материалы на 5–6 дней, после чего вернул их, так и не дав указаний, в каком же направлении вести дальнейшую работу.
П. А. Александров вспоминал, что у него произошло лишь одно серьезное столкновение по этому делу с А. С. Зарудным. Вопрос касался Л. Б. Каменева. Во время следствия из контрразведки поступил дополнительный материал о виновности Каменева в государственной измене (он был к этому времени уже арестован). А. С. Зарудный дал указание привлечь его в качестве обвиняемого. Однако Александров придерживался иного мнения. Он полагал, что бессмысленно привлекать человека в качестве обвиняемого по делу, которое должно быть прекращено (в этом он был уже твердо убежден). Это он и сказал Зарудному. Тот заявил, что «надо быть последовательным и, если привлечены Троцкий и другие, то должен быть привлечен и Каменев». Следователь возразил, сказав, что «лучше быть непоследовательным в правде, чем последовательным в неправде». А. С. Зарудный не стал настаивать, а просто передал решение этого вопроса следователю Сергеевскому. Однако и тот не предъявил Каменеву обвинения, и 4 августа последний был освобожден.
В августе 1917 года для многих членов комиссии стало ясно, что дело не имеет никакой судебной перспективы, но А. С. Зарудный все еще не соглашался на его прекращение. Тогда П. А. Александров начал изменять меру пресечения обвиняемым (к тому же на комиссию оказывалось давление и со стороны Советов). Раздутое до невероятных размеров дело в отношении большевиков (оно составляет 20 томов) так и осталось незавершенным.
В конце августа 1917 года Временное правительство вновь оказалось в глубочайшем кризисе. Многие министры подали в отставку. 1 сентября 1917 года, А. С. Зарудный, в качестве министра юстиции поставил свою подпись под очень важным документом — вместе с А. Ф. Керенским он подписал манифест Временного правительства о провозглашении России республикой и о создании Директории (из пяти лиц из состава правительства во главе с министром-председателем), которой и была передана вся полнота власти «для восстановления потрясенного государственного порядка».
А. С. Зарудный после отставки продолжал активную политическую деятельность вплоть до Октябрьской революции.
При Советской власти Зарудный отошел от партии социалистов. Он преподавал в высших учебных заведениях, а также продолжал выступать в суда х по уголовным делам. Б. С. Утевский писал о нем: «После Октябрьской революции он был одним из тех немногих адвокатов его поколения, которые выступили против саботажа Советской власти и продолжали работу в суда х в качестве защитников. В 1922 году он выступал в народном суде в Ялте и говорил в своей защитительной речи, что «только в пролетарском суде мыслимо выяснить… все, что надо для защиты» и что «только наше законодательство отводит в процессе столь широкое место выяснению и изучению личности обвиняемого».