От полюса до полюса

Пэйлин Майкл

Колея теперь настолько усыпана ямами и промоинами, что нашим водителям приходится искать более сухие и менее изъезженные участки по обеим сторонам русла. Менее изъезжены они потому, что там растут посевы, и, когда мы проезжаем по ним, приминая маис и кунжут, я стараюсь не думать о тех обидных словах, которые скажут потом о нас местные жители.

По мере того как опускается солнце, краски окружающей нас страны делаются все более прекрасными. Чернота почвы контрастирует с бледно-лимонной листвой и сверкающей ржавчиной коры эвкалиптов.

В те моменты, когда наши водители не вытаскивают друг друга из грязи, они расспрашивают всякого мимохожего…

малых детей, старух с вязанками хвороста, юных девиц — со все возрастающим отчаянием:

— Галлабат… где Галлабат?

Тянемся дальше. Один из «лендкрузеров» серьезно поврежден — у него лопнула подвеска. Приходится разгружаться и перераспределять багаж по другим и так уже загруженным машинам. Вокруг тьма кромешная. И пока мы занимаемся этим делом, из кустов появляются три фигуры. Первым идет маленький мальчик со свечой в руках. За спиной его горизонт тут же озаряется вспышкой молнии. Мы устали, испачкались, отсидели зады — но в мгновении этом кроется нечто незабываемое.

После тринадцатичасовой езды мы оказываемся в крохотном селении. Уличного света не предусмотрено, вокруг только едва освещенные хижины и собаки, рыщущие возле вонючего ручейка. Нам говорят, что это деревня Канина, и, поскольку она находится недалеко от границы, в ней есть полицейский пост. В полиции нам сообщают, что продолжать наше путешествие ночью крайне опасно, и предлагают остаться ночевать в пристройке на территории участка. Они составляют вместе постели, и при свете масляных ламп и ручных фонарей мы собираем на скорую руку трапезу из сырной намазки, прессованной курятины и прочих скользких, извлеченных из консервных банок продуктов. «Ванную комнату» заменяет большой горшок с водой, стоящий на глинобитном полу в одном из углов пристройки.

День 76: Из Канины в Шеди

Дневной хор в Канине не затихает всю ночь. Никогда мне еще не приводилось слышать такой симфонии хрюканья, ворчанья, мычанья, уханья, воя, лая и гогота. При дневном свете деревня вполне зелена и мила, поодаль от крытых соломой конических хижин в низинке стоят более фундаментальные сооружения, крытые ржавым железом.

Мы снова намереваемся выехать так рано, насколько это окажется возможным, и остановиться позавтракать лишь после того, как обретем твердую почву под ногами. Получить точную информацию, как и прежде, не удается, но говорят, что Галлабат находится не более чем в 30 км отсюда.

Мы выезжаем в 5:50, как раз перед восходом. Пыль и дорожная грязь покрывают все вокруг — наши тела, одежду, сумки, постели. Еще сорок восемь часов назад блиставшие безупречной чистотой «лендкрузеры» не узнать под коркой грязи.

Эритрейские водители, потрудившиеся вчера куда более основательно, чем мы сами, утром получают частичную реабилитацию. После вчерашних свободных блужданий они выработали систему, сводящуюся скорее к последовательному передвижению, чем к хаотичным гонкам. Ведущий водитель выезжает вперед и инспектирует маршрут, а потом возвращается назад и дает указания. Проблема, однако, остается фундаментальной. До Галлабата нет никакой дороги. До него нет даже непрерывной колеи. Любую колею, которая могла бы остаться на земле, прячет под собой сгущающийся ковер невысоких деревьев и подлеска. Темная тень эфиопских нагорий по-прежнему скрывается в мутной дали.

Мы продолжаем поиски, взрывая поля кукурузы и проса, скользя и дергаясь среди рытвин, оставленных в грязи автомобилями, куда более крупными, чем наши.

Хотя Микеле и его люди отважно преодолевают гребни, переходя на полный привод и бросаясь вперед на полном газу, звука и решимости больше, чем действительного передвижения. Докучливые запахи перегретой резины и свежевспаханной земли лишь подчеркивают тот факт, что мы находимся не там где надо и что автомобили наши не соответствуют состоянию дороги. Не только земля становится все более липкой, но деревья тянутся к нам через окна, а когда я в очередной раз помогаю выталкивать «лендкрузер» из лужи, терновый куст пытается не пустить меня с автомобилем вперед. Я выдерживаю нападение, но мои брюки рвутся как бумага.

За прошедшие четыре часа к десяти утра мы продвинулись на семь с половиной миль. Идет четвертый день нашего пребывания в Судане, и страна все более и более не хочет расставаться с нами.

Полицейский эскорт, приданный нам властями в Канине, теперь полностью развалился. Пока они стараются приладить обратно трубку к радиатору, нас догоняет армейский взвод, настаивая на том, чтобы мы взяли вооруженное сопровождение до границы. Они говорят, что остатки разбитой недавно армии Менгисту бродят по холмам и «живут своим умом». Теперь к нашей собственной аварийной машине присоединяется раздолбанный полицейский эскорт и пару солдат приходится пристраивать в уже и без того перегруженные машины нашего конвоя.

Через час, около полудня, окрестности становятся более живописными, и мы останавливаемся, чтобы Найджел мог взобраться на холм и поснимать. Солдаты немедленно приходят в волнение и приказывают ему вернуться. Один из них — тот, который путешествует вместе с Анжелой и Патти, — рассказал им, что на этих высотах полно вооруженных людей, которые без колебаний нажмут на спусковой крючок.

Мы снова втискиваемся в автомобили лишь для того, чтобы за ближайшим поворотом наткнуться на перевернутый грузовик, возле которого на подобии дороги разбросаны мешки с солью. Он оказывается первым признаком идущего на север конвоя, задержавшего нас на месте более чем на час, пока мимо ковыляли сорок или пятьдесят грузовиков и тракторов с прицепами. Эти раскачивающиеся и перегруженные старые «остины» и «бедфорды», везущие на себе, помимо груза, пять-шесть вооруженных людей, легко справляются с подобной дорогой, но мне жалко Микеле, со злостью глядящего на оставляемые ими глубокие колеи, по которым нашим водителям придется возвращаться обратно.

В 15:00, преодолев за девять часов 14 миль, из деревьев въезжаем в скопление армейских палаток на холме. Внизу, под нами, вожделенный Галлабат.

Подобно Вади-Хальфа городок этот способен предложить взгляду куда меньше, чем предполагает его часто упоминаемое имя. Но для нас Галлабат и его эфиопский собрат Метемма, находящийся на другой стороне узкой долинки, являют собой некое подобие земли обетованной и обозначают завершение самого тяжелого участка пути, после того как мы оставили полюс.

Наш потрепанный конвой скатывается с горки к собранию крытых соломой хижин и толпе людей, собравшихся возле неопрятного с виду здания с надписью «Таможня Демократической Республики Судан». Все выглядит незнакомым и потенциально опасным, но, к нашему немыслимому облегчению, нас встречают наши эфиопские партнеры — журналист Грэм Хэнкок и Сантха Файа, малайзийский фотограф, долгое время проживший в стране. Они приносят нам добрую весть: мы уже пропущены через суданскую таможню, а на эфиопской стороне таможни не будет до Аддис-Абебы.