От Северского Донца до Одера. Бельгийский доброволец в составе валлонского легиона. 1942-1945

Я использовал имена только тех людей, с кем мне удалось связаться и кто дал мне на это разрешение, как и имена тех, кто достаточно хорошо известен, а также тех, кого

уже нет. Для остальных, из соображений тактичности, я пользовался только инициалами.

Погруженный в свое прошлое, я написал эту книгу воспоминаний на одном дыхании, за несколько месяцев 1991 года. С тех пор время от времени я перечитывал некоторые эпизоды в надежде восстановить в памяти подробности, которые сразу не вспомнил.

Даже перечитывая рукопись в первый раз, я задавался вопросом, а стоит ли переписывать книгу, чтобы привнести в нее немного больше «классического» стиля, поскольку я осознавал определенную нехватку литературности в моем сочинении. Правда состоит в том, что я изложил на бумаге все свои воспоминания так, как они приходили ко мне, в моменты вдохновения.

После того как перечитал книгу в последний раз, я сказал себе, что лучше ничего не менять, поскольку первая рукопись – это то, что пришло ко мне естественным путем, и я считаю, что лучше не придумать! Надеюсь, читатели согласятся со мной.

Я пишу не «мемуары». Это слишком помпезное слово. После Шатобриана, Бомарше и других я был бы просто смешон!

Честнее было бы говорить о «хрониках», но и в этом случае до меня имелись более знаменитые авторы. Скорее всего, я буду относиться к своим воспоминаниям бесхитростно и без всяческих литературных претензий, без каких-либо прикрас – ничего не добавляя, но и ничего не утаивая. Такое не в моем характере, и было бы просто нелепо «привирать», пережив годы столь драматических и великих событий (иногда и тех и других одновременно).

Я считаю, что жил напряженно, как если бы каждый день должен был стать моим последним, и думаю, что это было замечательно. В любом случае я постоянно находился на острие тех событий, которые в результате оказались для меня крайне важными. Несколько раз я говорил себе, что однажды опишу наиболее интересные годы своей жизни – во всяком случае, наиболее захватывающие для меня из тех, что невозможно забыть… да и как такое возможно? И самое главное – из тех лет, о которых я не сожалею. И как я мог сожалеть?

Ни пять лет войны, ни пять лет заключения в исправительных колониях и концентрационных лагерях Бельгии не сломили меня – как, впрочем, и большинство из нас. Однако одному лишь Богу известно, какие условия были в те времена – и какая переполненность царила в тогдашних исправительных колониях! Что касается меня, то это послужило поводом для укрепления душевных сил и накопления опыта, однако плоды подобных «уроков» определенно не имеют ничего общего с теми, что воображали себе тогдашние «власти», судебные и другие, которые несли ответственность за наши обвинительные приговоры.

Несколько месяцев тюремного заключения – год, возможно, два – было бы вполне достаточно для моего наказания, но все оказалось значительно хуже; однако это уже в прошлом, и у меня не осталось ни сожаления, ни горечи! Не то чтобы (можете поверить мне на слово) я мог бы согласиться с законностью этого обвинения, основанного (не забывайте об этом) на законах, имевших обратную силу и, таким образом, просто-напросто поправших

правосудие, но просто это дало мне силы преодолеть все те препятствия, которые жизнь разбросала на моем пути, и еще в большей степени ловушки, расставленные теми же самыми «властями» после нашего освобождения, – такие, как лишение возможности найти работу после отбытия заключения, что подталкивало нас встать на преступный путь, – и все же я никогда не слышал, чтобы кто-то из нас оказался осужденным за «уголовные преступления». Следует помнить, что подобных примеров никогда не существовало (или, по крайней мере, их были считаные единицы), иначе пресса не упустила бы возможности выжать из них максимум возможного и раздуть такой случай (но об этом я скажу позднее).

Подсознательно я сохранил все заметки, сделанные сразу после этих событий, с намерением однажды поведать свою историю. Естественно, некоторые из тех, что касались последних месяцев войны, потерялись в агонии последних дней и во время моего ареста.

Пять лет заключения предоставили мне достаточно свободного времени, чтобы в значительной степени восстановить свои записи, к тому же рядом со мной находилось несколько моих товарищей, которые смогли помочь мне, когда меня подводила память на даты или конкретные места. Более того, во время моего пребывания в других тюрьмах королевства я смог снова увидеться с большинством из уцелевших в нашей общей эпопее.

Окончательное решение писать я принял потому, что Ролан Д. обратился ко мне с просьбой восстановить обстоятельства периода нашего обучения в 1942 году. Тогда же он попросил, чтобы я связал свои воспоминания с другими событиями тех лет, и поэтому вполне логично, что я воспользовался моментом. Читатель должен простить меня за отсутствие определенной целостности повествования между периодом обучения и тем, что произошло потом, но я предпочел ничего не менять – если только самую малость – в этом первоначальном этапе моей жизни в легионе из страха исказить первые впечатления.

Мне придется кратко поведать о последних годах перед войной, чтобы дать понять о направлении моих мыслей и решениях, к принятию которых меня вполне логично привели мои умозаключения. Я никогда не был робок душой, и более чем 75 лет спустя во мне ничего не изменилось!

Начиная это повествование, я сказал себе, что когда-нибудь в будущем мои дети (возможно, также и другие люди, чуть больше заинтересованные в получении информации, чем другие) смогут обнаружить в них что-то интересное и лучше понять все «как и почему».

Чувство горечи? Это правда, порой я испытывал его, однако не поддавался ему – и никогда оно мной не овладеет! Именно это решение я принял много лет назад, когда мог видеть небо лишь через решетки различных тюрем. Я обрел самообладание (не без усилий) ценой напряжения, крови и, более всего, стремления преодолеть все – из-за риска лишиться рассудка или покончить с собой, – другого выбора не существовало! Не стоит забывать, что мы прошли пять лет войны, три с половиной из которых (и более четырех у некоторых товарищей – из тех, что уцелели) протекали в боевых условиях, а затем без всякого перехода от последних (и невероятно тяжелых) месяцев на фронте к беспросветным годам в тюрьмах… а ведь нам было только по 20 лет! Это не протест – не говоря уж о жалобе. Я знаю, что пострадали другие, однако тот факт, что нас победили, совсем необязательно сделал нас неправыми. И было необходимо любым способом «заткнуть» нас и скрыть правду до конца времен!