От смерти к жизни. Как преодолеть страх смерти
Шрифт:
Еще я хотела вспомнить о Николае Евграфовиче Пестове, замечательном православном мыслителе. Его дочь – матушка Наталия Николаевна Соколова – вспоминала, как он получил похоронку с фронта – погиб любимый сын Коля:
«Осенью 43-го года папа, войдя в комнату, увидел на столе открытку, в которой сообщалось о том, что его сын убит в бою. Часа два-три папа был один, я запаздывала из института, ходила на лекции в Третьяковку. Папа открыл мне дверь и убежал, не взглянув на меня. Я кинулась вслед за ним, поняв, что с ним что-то происходит. Он встал лицом к иконам, держался за шкаф, а от меня отворачивался и весь содрогался, не говоря ни слова. “Папочка!
Это все, что я хотела написать полтора месяца назад. Но сейчас добавлю вот еще что.
В нашей жизни нет гарантий.
Нам этих гарантий очень хочется, нам очень нужны правильные уравнения и пазлы – если тут поступить так, то будет обязательно так и никак иначе. На обещаниях и гарантиях даже нередко строят проповедь христианства – если соблюдать все заповеди, то будет все хорошо и правильно, а если нарушать, то будут скорби и скорби. Иногда так и бывает. Иногда – нет. Потому что на смену гарантиям приходит жизнь. И не наша воля определяет ее ход.
Нам не понять многого.
Почему поженились по благословению трех духовников и старца, а муж ушел к другой?
Почему венчались и жили церковной жизнью, а родился больной малыш? А потом ушел муж…
Почему соблюли целомудрие до брака и среди полного здоровья нет детей? А те сделали 5 абортов, и все равно дети есть.
Почему свои дети выросли равнодушными и недобрыми?
Почему усыновленные дети у одних вырастают такими прекрасными и самыми лучшими, а у других – очень и очень проблемными?
Почему постился-исповедовался-причащался, но не миновала тяжелейшая онкология?
Почему так рано умирают самые лучшие? Почему так долго живут старики, повторяющие каждый день: «Ну когда же меня Господь заберет, не могу я больше»?
Почему ты столько старался сделать для человека, а он тебя предает так, как не предавали совсем посторонние люди?
Сможете продолжить этот список сами?
– Ведь я же все старалась сделать правильно, мне казалось, что тогда все будет хорошо! – воскликнула я подруге.
– Ага. Если соблюсти все заповеди, то будет хорошо, спокойно и в доме достаток. А про Того, Кто дал заповеди, ты не забыла часом?
Крест, гвоздие, копие, смерть. Висит на древе, на водах землю повесивший в ложную багряницу облачается, одевающий небо облаками заушение принимает, во Иордане освободивший Адама Сын Девы.Если Христос не воскрес, то мы все занимаемся тщетными и бессмысленными вещами.
И не только мы – и Александр Невский, и Дмитрий Донской, и Иоанн Златоуст, и Елизавета Феодоровна Романова, и мученицы Вера, Надежда, и Любовь…
Гарантий нет.
Есть Крест.
У каждого свой. У каждого самый тяжелый. И говорят, у каждого – по силам.
Ампутация. Год первый
Год первый. После смерти мужа.
Я долго сомневалась, писать ли этот текст.
Нет, это не история преодоления,
Нет общих рецептов горя, нет двух одинаковых историй страдания. Одни могут много и долго говорить о потере, другие годами не могут сказать и одного слова. Одни перебирают фотографии и видеозаписи, другие и спустя десятилетия не могут открыть фотоальбом. Одни плачут, другие каменеют.
Я просто опишу какие-то моменты своего первого года жизни после ампутации важнейшей и лучшей части меня. И поделюсь теми созвучными мне мыслями, которые я прочитала в глубокой и точной книге Мириам Нефф «Вдова вдове». Я не буду переводить эту книгу, мой пересказ отдельных фрагментов будет достаточно вольным и немного сокращенным.
Единственное, зачем я решила записать свои мысли, вопросы и не всегда вразумительные ответы, – чтобы те женщины, которые неожиданно стали вдовами, знали, что они не одни. Что такое уже с кем-то было. Что так или иначе мы все вместе. Я бы многое отдала за то, чтобы не было у меня причины писать этот текст и чтобы другим никогда бы не пришлось его читать. Но этот выбор совершаем не мы.
Конечно, я буду благодарна услышать живой отклик на эти слова.
Мой муж, Анатолий Данилов, умер неожиданно, скоропостижно, среди полного здоровья. Острая легочная недостаточность – сказали эксперты. Ему только исполнилось 42 года, мне вскоре должно было исполниться 32, нашей долгожданной дочке – 6 месяцев. Вздохнув после первых непростых, но таких счастливых месяцев с малышкой, мы собирались в свою первую поездку на море втроем, готовили редизайн Правмира, Толик запускал новый бизнес. Мы думали о втором, третьем и четвертом ребенке.
Первые дни
Первые дни ты ходишь в абсолютном тумане. Кажется, что тебе снится затянувшийся кошмарный сон. По всем правилам жанра – липкий, жуткий, совершенно реальный, когда кажется, что просыпаться некуда, что все это наяву. Но ведь надо просто сделать усилие, проснуться – и все станет по-прежнему. Снова все будет хорошо. Снова любимый муж заберет утром дочку на часок поиграть, пока я работаю, снова придет вечером домой и в середине дня напишет нам с дочкой смешную эсэмэску.
Этого не происходит. Ты засыпаешь и просыпаешься, засыпаешь и просыпаешься, а кошмар все никак не уходит. И каждый день уносит нас все дальше от последней встречи, поезд уходит, а ты не успела в него запрыгнуть.
В день, когда самый дорогой человек ушел в мир иной, словно разорвалось пространство между этой жизнью и той, словно открылась дверь, и вот ты все дальше отходишь от этой двери… Все меньше шансов задержать, приоткрыть, забрать обратно…
В это не верится. Вернее, не верится еще долго, вот уже год прошел, а я все не верю. Но в первые дни не осознаешь происходящего. Поэтому в первые дни многие не плачут. Впервые я прочитала о сухих глазах близких и улыбках на их лицах в репортаже про родственников подводников «Курска» – они ехали в Видяево, смеялись и шутили – посторонние не верили, что это родственники. «Это высшая степень стресса, – сказал тогда врач-психолог. – Когда человек смеется – это значит, что стресс зашкаливает. Когда им станет полегче, они начнут рыдать, будет истерика».