От солдата до генерала. Воспоминания о войне

Коллектив авторов

Перед майскими праздниками была проведена акция, чтобы показать силы советских войск. С боевой техникой мы пошли по перевалам, по ущельям. Показали, что мы можем везде пройти, и все задачи для нас выполнимы. Две недели были мы на этом выходе.

Кроме боевых действий протекала нормальная обыденная служба: строевая подготовка, стрельбы, чистка оружия, физическая подготовка. По ночам любили посидеть у костра, поесть картошки с тушенкой, поговорить о планах на дальнейшую жизнь. Всё про гражданку. Единственное резало ухо: «Если все будет нормально, приеду домой и… Если все будет нормально».

Находясь там, мысли о доме не покидали никогда. О доме, о родителях, о девушке. Один парень ночью во сне разговаривал со своей подругой, объяснялся ей в любви! Каждую ночь!

Однажды Сереже Голикову пришло письмо о том, что его подруга вышла замуж…

Настал апрель, пришел конец метелям. Давно звенит весёлая капель. И замирает сердце под шинелью: Да, я — солдат, в десанте я теперь. Прическа «нуль», мабута не по росту И первые команды старшины. Поверить в это было нам непросто, Что позабыть «гражданку» мы должны. Поверить трудно, что вчера с друзьями Ходил в кино или в кафе сидел. Теперь АН-2 несёт нас над полями И прыгать нужно — наш таков удел. И вот прыжок, свободное паденье, Капрона

шелест за моей спиной. И понял я тогда людей стремленье Подняться в воздух над родной землей. Тот, кто служил в Ферганском карантине, Простит меня за столь весёлый слог. Здесь всех держал в железной дисциплине Закон солдатских кирзовых сапог. Прыжки, укладка, тактика и стрельбы. Так закружился вихрь солдатских дней. И только ждешь, когда придет, скорей бы Пришло письмо от девушки моей. Там под Москвой живёт моя Наташка. Спешит в кино и в институт идёт. А иногда гадает на ромашке, Но главное, что ждёт солдата, ждёт! А вот письмо из дома прилетело, Как мама беспокоится опять. Ты столько, милая, всего перетерпела. Теперь опять тебе ночей не спать. Но я прошу, родная, не печалься. Я не хочу, чтоб ты была грустна. Хоть службы срок недавно лишь начался, Но ведь придёт заветная весна! А дни идут, сменяются недели Тревог, занятий боевых полны. И мы уже как негры почернели Под раскаленным солнцем Ферганы. Но перемены ждут нас очень скоро. И карантин уж близится к концу. Последний раз звучат сигналы сбора. Построились шеренги на плацу. Прощай, учебный центр, присяга скоро. Мы едем в Оги, других забот полны Киргизии нас обступают горы, Простились мы с долиной Ферганы. Нас встретил Оги весёлым птичьим пеньем И шумом тополей, что в ряд стоят, Присягу принимали в воскресенье. Навек запомнит этот день солдат. Просторный плац, от зноя раскаленный, Полка шеренги замерев стоят. Полковник сединою убеленный С трибуны смотрит на своих орлят. И вот он миг, предела нет волненью. Три шага строевых и поворот. И воин молодого поколенья Присягу — клятву Родине даёт. И вот он миг — торжественный и строгий. Гвардейский знак сверкает на груди. И не задумался никто тогда с тревогой О том, что ждет нас скоро впереди. А через час звучит сигнал «Тревога!» Опять учебный центр — Узбекистан… С волненьем шепчет Саня мне: «Серега..! Ты знаешь, мы летим в Афганистан». Могучий АН нас в небо поднимает, Привычно песнь свою поёт мотор! Россия вслед привет нам посылает. Нам смотрят вслед вершины наших гор. Так началась для нас иная служба. С тех пор, как мы покинули свой полк, Мы выполняли здесь посланье дружбы, Здесь выполняли свой солдатский долг. А дни летят, к концу подходит лето. Уже домой собрались «дембеля». Как много уже было песен спето О Родине… про русские поля. Как далеко за дикими горами Песнь жаворонка рвётся в небеса… Где ж росных зорь краса, закатов пламя, В багрец и золото одетые леса..? А службы дни размеренны и строги. Вот на работу рота уж спешит. Блеснуло пламя, замер друг Серёга. Бледнеет лоб, и боль в глазах кричит. Так больно было в первый раз, наверно, Нам видеть смерть, где нет его вины. Беспечность — враг, она в себе примерно Таила смерть — таков закон войны. «Прощай же, друг, с тобой мы расстаемся», — Неслышно шепчут губы про себя. Когда же мы к себе домой вернёмся, То первый тост поднимем за тебя. А время ход никто не остановит: Вот уж зима свои считает дни. И вот приказ — всех «дембелей» построить. В последний раз построились они. И вот он миг, когда в рукопожатьи Застыла напряженная рука, Последние прощальные объятья… И самолет их взмыл под облака. А вслед за ним покой и сон умчались. Заполнились тревогой наши дни. Но жили мы как прежде — не печалясь, Не зная про мятежные огни. А те огни уж злобою пылали, Давно хотели мир спалить они. А мы об этом ничего не знали — Так далеко от Родины, одни. Но грянул бой — и грозные машины Пошли вперед, врага огнём разя. В ту ночь низверг народ диктатора Амина. Нам эту ночь забыть никак нельзя! Здесь превращался юноша в мужчину. Под посвист пуль упрямо шёл вперёд. Мы помним всех, кто здесь нашёл кончину. В солдатском сердце память не умрёт. Сырой рассвет прогнал ночные тени, Но пули вместо птиц ещё поют. Я молча опускаюсь на колени Над тем, кого напрасно дома ждут… Но не умрёт о них святая память, В веках и поколеньях проживет. И тот, кто мог здесь жизнь свою оставить, О них домой легенду принесёт. На базу возвратились мы нескоро, Разгоряченные в декабрьский мороз. И вдруг письмо. На штампе Пушкин город. Его одно мне почтальон принёс. Беру конверт, ещё не понимая, Так почему же почерк здесь чужой? С волненьем строки первые читаю И замираю… словно сам не свой. … Песню пел под гитару земляк мой негромко Грустно звуки лились под печальной гитарной струной. «Называл я тебя самой лучшей на свете девчонкой И не думал. Что будешь ты зваться чужою женой…» Но к черту всё, идут бои, братишка, И льётся кровь чужая и своя, Об этом знаешь ты лишь понаслышке. А я друзей терял в чужих краях. Но вот бои как будто отгремели. Спокойнее вздохнул Афганистан. Ох,

как мы отдохнуть тогда хотели, Спокойно жить не дал нам Пакистан. Вновь заклубились тучи грозовые Над мирною Афганскою страной. Вновь затрубили трубы боевые, Опять запахло в воздухе войной…

Сережа был серьезным парнем, творческим. Ему присвоили сержанта, когда он служил. Хотел поддерживать свой авторитет только за счет себя, своих действий, способностей. Хотел сам всего добиться.

Однажды предлагает снова почитать стихи свои. Я слушал всегда. Когда начинал улыбаться, он обижался. Потом я делал серьезный вид — и все было нормально. Особенно запомнилось мне его письмо сестре.

Письмо.

Я пишу из Афганского края, Где забыл, что такое покой, Где я сплю в сапогах и бушлате, К автомату прижавшись щекой. А ещё, дорогая сестрёнка, Я с подъема в окопе сижу, И на мир, что прекрасен и звонок, Сквозь прицел автомата гляжу. Здесь десантники вас охраняют Вдалеке от родимой земли, А в небесной дали пролетают Наши русские журавли… Клин за клином в Россию несутся, Обгоняя грядущие дни, А когда в Подмосковье вернутся, То тебя там увидят они. Пусть расскажут тебе на рассвете, Как скрывается солнце в пыли, Как Афганские малые дети Нам кричали — «Аскар шурави». Как скрипели зубами ребята, Досылая последний патрон, Как под ноги бросали гранаты, Окруженные с разных сторон. Но, сестренка моя, не печалься — Наведет здесь порядок десант, Помянув тех, кто смерти достался, Мы в Россию вернемся назад. А ещё пусть расскажут, родная: У меня все в порядке всегда. Одного лишь я точно не знаю, Скоро ль встречусь с тобой и когда. Представляю — тебя я увижу, Ты шагаешь с работы домой. И, конечно, ты тоже заметишь Мой десантный берет голубой. Дни летят, обращаясь в недели, Месяца переходят в года. И быть может, тельняшку с беретом Не оденем уже никогда. Но навеки запомнят ребята Тот декабрь, над дувалами дым… И того молодого солдата, Что остался навек молодым.

8 августа 1980 года получил легкое ранение. Прочесывали кишлак. Вечером заняли одну высотку. Разминировали и остались на ночлег. Рано утром начали спускаться в кишлак для прочесывания, по нам начали стрелять. Я шел, была влажная поверхность, было залито все водой. Я думал: «Не хочется падать на мокрое». Сделал несколько шагов, а когда стал падать — ударило что-то по руке, зажгло ногу. В результате задымился карман, скобу гранаты согнуло, черкануло по ноге, пробило автомат, магазин и палец. «Родился в рубашке». Это все было рядом…

Меня отправили в медицинский санитарный батальон в город Кабул. Вместе со мной было ещё несколько раненых из нашей роты. Сделали обезболивающий укол, некоторое время нужно было ждать. Взял носилки, лег. Позвали на рентген, который делали в палатке. Обработали рану и отправили в палату. Сутки проспал. Разбудили во время обхода врачей. Бинт засох. На перевязке доктор дал время размотать самому. Так как было больно и себя жалко, размотать не удалось! Доктор решил схитрить: медсестра назвала мою фамилию, пока я повернул голову, доктор резко размотал бинт, я даже не успел дернуться.

В медсанбате я узнал о том, что погибли мои друзья на следующий день после моего ранения — Сережа Голиков и Суфиянов Раис. Они шли по «зеленке». Суфиянов вышел на пристреленную точку. Получил ранение. Понять, откуда идет стрельба было невозможно, она была организована «духами», чтобы задержать продвижение наших подразделений и обеспечить отход своих. Сергей Голиков бросился к Суфиянову на помощь. Сережа погиб на месте, получил ранение в грудь. Через несколько минут добили и Раиса.

В медсанбате я срок не долежал до конца, попросил выписать в часть.

Под блеск звезды уходит батальон Обратно на предписанную базу. А нас сюда солдатский долг зовет В Афганистан летим мы по приказу. Афганистан — далекая страна. Афганистан — здесь каждый день война. Афганистан — здесь зной, жара, пески. Дороги к дому, ох, как не близки. Афганистан — тебя нам не забывать, В твоих горах мы научились жить. Учились здесь мечтать, любить и ждать. Как было трудно — будем вспоминать. Мы вспомним землю, камни и ветра. Все это было будто бы вчера. Афганистан — что сделал ты со мной? Как тянет к матери родной. Окопы роешь — сил уж больше нет. Но не забудешь, когда возьмешь берет. В берете — честь, отвага и любовь. В родное небо тянет вновь и вновь. Ихвани лезут только ночью в бой. Не бойся, Брат-десантник, я с тобой. Мы отобьем атаку и тогда Завидовать нам будут все бога! (Сергей Голиков)

Хорошо было нести службу у домов советников. Напряжения особого не было, днем наводили порядок, обслуживали машину. Рядом — виноградник. Ели виноград и загорали. Ездили в соседнюю часть к летчикам за едой на склады. У нашего парня был земляк — приходишь к нему, бросишь через забор рюкзак, а через минут пятнадцать получаешь его обратно с тушенкой, маслом, консервами, хлебом. Как загорали? Бросишь бушлат на землю и носом вниз ложишься. Через часа полтора встал — перевернулся на спину и ещё часа на полтора! И так целый день! Загар хороший был. Никто не обгорал. Солнце хорошее. Температура хорошая. Воздух чистый. Моря только не было!

Вечером набираешь мешок винограда, ставишь рядом ведро воды — макнул веточку в воду и ешь виноград! На семерых съедали весь мешок. Ладно, виноград — был рядом. А на одном из выходов, прочесывая кишлак, нашли абрикосовое дерево, спилили ветку, с трудом унесли. После того, как мы её съели, осталась целая каска зерен!

^{Ноябрь 2008 года.}

В подготовке текста воспоминаний оказала помощь Корякина Дарья Александровна, студентка 1-го курса Гуманитарного факультета Московского авиационного института (государственного технического университета)

Буданов Сергей Викторович

По нашей паре вертолётов работало около 15 стволов

Я родился 1955 году в городе Москве. Окончил школу, ПТУ № 24, два года отработал в в/ч 35 533, потом был призван в ракетные войска на ракетный полигон «Плисецк». Сейчас в звании подполковника.

В 1975 году поступил и в ноябре 1979 года окончил Саратовское высшее военное училище лётчиков, а уже 6 декабря прибыл к своему месту службы в город Ашхабад. Хотя никаких точных данных у нас не было, но ощущалась тревожная обстановка. Офицерам выдали боевое оружие, в школах собирали данные, куда и когда будут эвакуировать детей.