От солдата до генерала. Воспоминания о войне
Шрифт:
Надо сказать, что в Афганистан приезжали многие артисты — добрым словом мы вспоминаем их концерты. Но это был особый случай. Нани Брегвадзе обладает особым голосом, который передает нежность, доброту — всю палитру музыки, будящую в человеке любовь к Родине, любовь к жизни. Да и репертуар у нее всегда изысканный — это добрые старые русские песни и романсы, которые пели наши деды и прадеды, в которых отражена душа русского и грузинского народов, населяющих нашу необъятную Родину.
Я был знаком с Нани давно. Дело в том, что как профессор
Когда нам позвонили и сказали, что приехала Нани Бригвадзе, шла тяжелая операция и меня отпустили всего на 3 часа — туда и обратно. Я был очень доволен, как встречу Нани, извинюсь, что не смог побывать на концерте и главное подарю ей букет «алых роз». Грузинские женщины появление мужчины без цветов воспринимают как обиду — так оно собственно и есть. Я вспомнил, что в расположении штаба 40-й армии, где остановилась Нани, находится громадный розовый сад с необыкновенно большими и яркими розами — величиной с шапку. Но когда я приехал на КПП и поехал вдоль серпантина, вдоль которого и находились розы, я вдруг к ужасу увидел, что возле каждого куста находятся небольшая малозаметная табличка — «Осторожно, заминировано!» Времени было в обрез, и нигде больше цветы я сорвать не мог.
Пришлось идти без цветов, на что Нани милостиво не обратила внимание. После приветствия и недолгого воспоминания об общих знакомых (кстати, в Кабуле находится один из близких родственников Нани, которого она собиралась навестить), меня вдруг осенило — можно сделать простой подарок. Ведь мы на войне! Достал из кобуры пистолет, вынул из обоймы один патрон и сказал Нани: «Пусть этот патрон напоминает Вам о мужестве маленькой грузинской женщины, приехавшей вестницей любви и уважения нашей великой Родины к своим воинам».
Несколько лет назад в Большом театре, в дни российско-грузинской дружбы я вновь увидел Нани. Она меня узнала и сказала: «Ваш патрон я привезла в Тбилиси, храню до сих пор — как символ дружбы людей, населяющих нашу великую Россию».
Еще об одном эпизоде на войне в Афганистане — о лекции, которую я прочел советским солдатам на поле боя. Это, пожалуй, наиболее яркое воспоминание о днях, проведенных в Афганистане, о событиях, произошедших со мной в этой войне.
Лектор я, смею полагать, опытный. В это время по путевкам Центрального Дома Советской армии преподавательский состав Военно-политической академии должен был выступать с лекциями на различные, и прежде всего политические темы во многих частях и подразделениях армии и флота, выполняя важную пропагандистскую задачу.
За много лет моей преподавательской деятельности мне пришлось
Членом Военного Совета 40-й армии в это время был мой ученик по Военно-политической академии Валентин Григорьевич Щербаков — я его знал еще капитаном, а тут встретил генералом. И сразу после трогательной встречи в штабе, после объятий я получил от него первую просьбу — прочесть лекцию на передовой, в уже упомянутом местечке Пагман, в 30 км от Кабула, где шли бои с многочисленной бандой душманов, обстреливающих с этой позиции Кабул ракетами. В этой боевой операции участвовали и курсанты Кабульского военного университета, где я был советником.
Учеба в университете Харби-Пухантун часто прерывалась — и тогда курсанты танкового факультета садились на свои танки, курсанты артиллеристы выкатывали свои учебные пособия — орудия различных калибров, а курсанты-пехотинцы грузились в свои транспортные средства. И в бой — а на следующий день оставшиеся в живых курсанты снова «грызли гранит науки». Так что подразделения советских войск, где мне пришлось читать эту первую для меня лекцию в Афганистане, находились рядом и афганские войска, в которых находился я, дислоцировались рядом, решали сходные боевые задачи.
Но приезд профессора из Москвы политработники (хотя тоже мои ученики) обставили с помпой — прислали БМП и даже танк сопровождения. Лекцию надлежало читать ночью, после ужина. Стояла тихая южная ночь, было абсолютно темно, поскольку небо было закрыто тучами. В абсолютной темноте мне помогли выбраться из БМП и, поддерживая с обеих сторон, поскольку я ничего не видел, повели к штабной машине.
Там был накрыт поистине «королевский» ужин — накануне одному из разведчиков посчастливилось подстрелить горного козла, и полковой повар соорудил нечто похожее на жаркое. Бедный парень, он немного перестарался, (а может козел был преклонного возраста), но жаркое по вкусу напоминало подошву кирзового сапога. Но разве это было главное — ведь принимали как посланца Москвы, как посланца Родины, и разве каждому лектору выпадает честь быть накормленным мясом горного козла, специально для него убитого?
После такого ужина, опять в кромешной тьме меня повели на лекцию. Проинформировали, что подразделение заняло позицию в котловине, а на окрестных холмах расположились душманы, громкое слово, кашель или вспышка огня может вызвать шквальный огонь — с соответствующими последствиями. Поэтому надо читать тихо и аплодисментов — не будет. По узкой тропинке, поддерживаемый по бокам офицерами, я в темноте шел несколько минут и внезапно ощутил под руками стул, на который тотчас и опустился.
«А где же аудитория?» — недоуменно спросил я.