От Сталина до Путина. Зигзаги истории
Шрифт:
На правом крыле толпы в минутную до новой схватки паузу по-прежнему упрямо терзали сцену, на крыле левом я заметил некую суету: раздвигая перед собой людей, вперед шествовал дородный мужик, обтянутый по пояс курточкой из тонкой коричневой кожи.
Он отделился от толпы, сделал шагов пять прямо на омоновского командира и, вытянув правую руку, указательным пальцем поманил его к себе. Я глазам своим не верил, признавая в рисковом мужике… коммерсанта Сергея Потёмкина. Но это был он – по лицу и по стати.
Командир от наглости не опешил. Головы не поворачивая, он пошевелил губами и рядом с ним стоявший широкоплечий сержант
Обида за сослуживца сама собой, без приказа, бросила из рядов омоновцев на Потемкина сразу трех толстомордых кряжей. Они взяли его в кольцо и ему, мне казалось, уже не найти было защиты от их дубинок и пинков. Все вокруг замерли. Но то ли ивканьем, то ли гайканьем Потёмкин разрушил тишину, бешено завертелся по крохотному кругу и чудным каким-то образом подошва его ботинка хряснула по челюсти одного из омоновцев. Тот рухнул к ногам командира, а Потёмкин, словно бес летучий, резко увеличил круг своего верчения и в полете второго омоновца уложил прямым ударом правого кулака в подбородок, третьему – всадил левый локоть в горло.
Оглядев падшие пред ним тела, Потемкин, мне из толпы это было видно, устремил взгляд на командира омоновцев и снова поманил его к себе пальчиком. Командир – я впервые заметил, что у него погоны капитана – во всю глотку гаркнул:
– Этих убрать в автобус, на этого надеть наручники – учить его будем в другом месте.
Приказ, как удар тока, весь застывший отряд омоновцев привёл в движение. Но, удивительно для меня, вырубленных Потемкиным подхватили и унесли немедленно, а его заковывать в наручники сразу никто не рванулся. Сила, я себе заметил, напоровшись на силу, распалялась не спеша и обдуманно. И страшно было представить, с какой лютостью отряд вот-вот набросится на Потемкина и прихлынувшую к нему толпу. Но справа, от сцены из труб, вдруг кто-то крикнул:
– Товарищи, здесь камни!
Крик взорвал толпу. Мгновение – и в отряд карателей полетели обломки кирпичей. Толпа вооружалась стремительно и грозные еще минуту назад омоновцы, на которых не было касок и бронежилетов, со страхом сбиваясь в кучу, ринулись в проход по тротуару прочь со Старого Арбата. Толпа, прихватывая камни, повалила следом.
Когда я вышел на Садовое, автобусы с разбитыми стеклами пятились, увозя от здания МИДа побитых омоновцев. Впервые за пять дней в бегство ударились каратели, а не бунтари.
На Садовом у Смоленской площади происходило то же, что в минувший вторник на улице «1905 года»: толпа перекрыла движение и строила баррикады. Сразу две. Стройматериалов оказалось предостаточно. Нашлось в близлежащих дворах и оружие пролетариата – булыжники. В немалом количестве. Оружие сие весьма пришлось кстати. И часа не минуло, как вместо драпанувших омоновцев, на Садовом высадились несколько сотен их коллег. В полной карательной экипировке – в касках, бронежилетах, со щитами и дубинками.
Дважды свежие силы ОМОНА, укрывшись щитами, накатывали стеной на баррикаду слева от МИДа и дважды под градом камней отступали. Воинствующая толпа между двумя стычками с омоновцами возросла, как минимум,
От третьей попытки разметать толпу омоновцы отказались. Они не исчезли, но и на штурм не лезли. Просто стояли в несколько рядов, наблюдая за толпой.
Народ к баррикадам на Садовом всё прибывал и прибывал. Какие-то юноши притащили со двора старые автомобильные покрышки и запалили их. Кто-то затягивал песни. Кого-то на стихи потянуло. Толпа, оставленная ОМОНом в покое, теряла буйство и, если бы не густой черный дым, валивший от горящих покрышек, то собрание людей на Садовом напоминало бы традиционное народное гуляние в городе в советское время.
Я слонялся от баррикады к баррикаде и встретился в толпе со многими своими знакомыми. Но ни разу мне не попался на глаза Потёмкин. Подивил он народ на Старом Арбате и исчез.
С наступлением темноты меж баррикадами стало еще многолюднее. А надзиравшее за толпой полчище ОМОНа вдруг снялось с места. Автобусы с омоновцами убыли, а прибыл к левой баррикаде грузовичок с громкоговорителями. Но него взошли депутаты Верховного Совета Константинов и Уражцев. С ними – полковник милиции.
Депутаты толпе поведали: в Свято-Даниловом монастыре, в резиденции патриарха Московского и Всея Руси, начались переговоры – за один стол сели представители Ельцина и парламента. Обсуждают они: как полюбовно прекратить схватку – обе стороны согласились искать компромисс.
Полковник призвал толпу разойтись: освободите Садовое кольцо, пощадите водителей, страдающих в пробках, а митинговать продолжайте завтра на Октябрьской площади – там сбор разрешен.
Призыв освистали. По толпе прокатился гул недовольства. Но далеко не единодушный. Я это уловил и вывод сделал: всё, бузы сегодня больше не будет – пора домой.
На грузовичок к депутатам и полковнику прорвались активисты «Трудовой России». Из динамиков громкоговорителей понеслось: банду Ельцина – под суд, никаких переговоров. Я выбирался из толпы к метро. И на ходу кто-то меня окликнул по имени-отчеству. Я обернулся. Ко мне пробирался рослый дядя в темном плаще и черной широкополой шляпе:
– Привет писателям статей.
Уже до того, как он приподнял шляпу, до меня дошло: передо мной был Потёмкин.
– Вы, господин хороший, – я протянул ему руку, – часто перенаряжаетесь. Как вельможа. Сегодня в полдень я лицезрел вас в коричневой кожаной куртке.
– Было дело, – Потемкин как бы виновато улыбнулся при рукопожатии. – Заяц цвет шкуры меняет по сезону, человек одежду – по обстоятельствам. Менты, ох, не любят тех, кто их мордами на асфальт кладет. Указивку на меня, после моей засветки на Старом Арбате, небось по всему городу разослали. А мне рано – лапы за спину. Всё интересное только заваривается.
– Кто знает. Торг ведь в монастыре идет: вернуться к 21 сентября – и о событиях одиннадцати дней забыть. Ельцин добровольно подает в отставку, парламент сам себя распускает и до новых выборов все в Кремле и Доме Советов только временно исполняют обязанности. Делить Ельцину и парламенту больше нечего – и вражде конец. Вы не верите в такой исход?
– Мне приказывали в другой жизни, в Афгане, – Потёмкин переступил с ноги на ногу, – мировые с душманами чепурить. И если на самом деле я на перемирие целился, то дороги не минировал и засады не расставлял. Всё понятно?