От Сталинграда до Берлина
Шрифт:
Интенсивно обстреливая различные объекты противника, мы получали «ответ» от его тяжелой артиллерии. И в первую очередь по нашему кургану. В этом случае мы укрывались в своем гарантированном блиндаже не в три, а в четыре наката и только посмеивались, даже тогда, когда фриц все-таки попадал в курган. Попасть в курган было очень трудно, но когда это ему удавалось, а он бил фугасными снарядами 152– или 175-мм калибра, то все вокруг содрогалось. Снаряд входил в грунт, разрывался, выворачивая землю и делая огромную воронку. В нашем блиндаже сыпались стены, в лампе из гильзы колыхалось пламя.
Конечно, каждый раз, когда фашистам удавалось попасть в цель, стрелявшие злорадствовали, но это им даром не сходило. На полковом участке фронта все отлично знали наш самоотверженный наблюдательный пункт и как могли его оберегали
В целом же, хоть и были мы в обороне, жизнь была сложной. Особенно когда проводили разведку боем, а это было дважды за полтора месяца, когда требовались достоверные сведения о противостоящем противнике: произошла замена или нет. Естественно, при этом мы несли потери. А учитывая, что любая оборона всегда имеет больше ограничений, чем наступающие войска, то и с пополнением было сложнее.
Что же касается меня, то кроме боевых забот на мои плечи свалилась еще одна напасть – неожиданно я заболел малярией. Это тяжелая, изнуряющая болезнь. И хоть я принимал огромные дозы хинина, малярия выбила из меня всё – обмундирование висело на моих плечах, как на распялке. Хорошо хоть малярийные приступы не совпадали со временем, когда приходилось управлять огнем, вести бой. Удивительное дело: на протяжении всей войны от Сталинграда до Берлина я ничем не болел, хотя зимой и летом был только в поле, а вот здесь подхватил малярию.
Оборона на Северном Донце – это, конечно, не бои в Сталинграде. Но напряжение тоже большое. За весь оборонительный период не было такого дня, чтобы не появлялась «рама» – так мы называли разведывательный самолет «фокке-вульф». По своей конфигурации самолет напоминал оконную раму (двойной фюзеляж). Этот разведчик сослужил немцам отличную службу: он не только выдавал координаты всего, что видел на земле, – естественно, все это обстреливалось, но и прекрасно корректировал огонь. При этом «рама» поднималась на достаточную высоту и оказывалась неуязвимой для зенитного огня. В связи с этим основные перемещения войск, смена позиций, подвоз боеприпасов, другого имущества и т. д. проводились, как правило, в ночное время.
Но больше всего нас обижало то, что такого рода бои «наверху», на наш взгляд, недооценивали: Совинформбюро по радио передавало, что на фронте (называли наше направление) идут бои местного значения. И все. Иногда вообще о нас ничего не говорили. А в это время у нас шла сильная огневая схватка, проводилась разведка боем, а то на каком-то участке отражалась атака противника, немецкая авиация бомбила наплавной мост через Северный Донец, или происходило еще какое-то событие. Для нас все это было существенно, а в масштабах страны – так, песчинка. Тогда же хотелось, чтобы о нас говорили ежедневно.
Особенно напряженные бои шли на протяжении всего июля месяца. В это время (с 5 по 23 июля) шла тяжелейшая битва на Курской дуге. И сейчас мне приятно вспомнить, что задача – не допустить, чтобы с нашего участка были сняты немецкие войска и переброшены под Курск, – нашей дивизией и армией в целом все-таки была выполнена. Следовательно, если не прямое, то косвенное отношение мы к Курской битве тоже имели.
На фронте в годы войны говорили об Орловско-Курской битве, а не о битве под Курском, как теперь. И наверняка это больше отражало истину. А если быть еще точнее и справедливее, то эту битву, на мой взгляд, надо было назвать Белгородско-Орловско-Курской. Эта битва, как известно, была хоть и скоротечной, но масштабной и состояла из двух главных этапов: первый – с 5 по 23 июля 1943 года – оборонительный, второй – с 12 июля по 23 августа – наступательный. По датам видно, что наступательный этап двумя неделями накладывался на оборонительный. Кратко
Утратив после Сталинграда стратегическую инициативу, но показав весной 1943 года все-таки еще свои возможности, Гитлер, однако, не мог смириться с тем, что инициатива теперь останется у Красной армии. Мало того, его постоянно преследовала идея реванша за сталинградский котел. Надо было хоть как-то реабилитировать себя в глазах немцев. И вот выдался такой случай.
Группа немецких армий «Центр» под командованием фельдмаршала Клюге, удерживая Орел, своими главными силами глубоко вдавливала линию фронта на восток и, нависая с севера над Курском, создала тем самым орловскую дугу. Одновременно группа армий «Юг» под командованием фельдмаршала Манштейна в ходе весенней эпопеи (которая разыгралась в районе юго-западнее Харькова) вынудила наши войска отойти и оставить значительную территорию, в том числе Харьков и Белгород. Линия фронта южнее Курска была значительно отброшена на восток. Таким образом, образовалась Курская дуга с нашими войсками – она, имея в центре Курск, значительно выступала на запад. Этот выступ (120 км по фронту и 200 км в глубину), конечно, вызывал у немецкого командования соблазн «подрезать» его под основание, окружить и, в конечном итоге, уничтожить группировку наших войск. Тем самым можно было бы устроить второй Сталинград, но уже для советской стороны. Немецким командованием и был составлен такой план действий. Он предусматривал нанесение удара с севера – из района Орла и с юга – из района Белгорода. По этому замыслу ударные клинья врага должны были сомкнуться далеко восточнее Курска. Тем самым достигалась цель окружения крупной группировки наших войск.
Но надо отметить, что, несмотря на дерзкую идею, Гитлер уже не тешил себя авантюристическими помыслами о покорении России. Он больше думал, как выпутаться из этой истории, сохранив свое лицо и тем более не допустив разгрома Германии. Очевидно, Сталинградская битва его надломила. Плюс тяжелая внутриполитическая обстановка в Италии, где как раз уже свергли Муссолини, а дуче был главным союзником Германии. Об этом свидетельствует немецкий генерал Типпельскирх в своей книге «История Второй мировой войны 1939–1945» (М., 1974). В частности, он писал, что в одной из речей перед наступлением под Курском Гитлер заявил о своем твердом решении перейти к стратегической обороне. «Германия, – сказал он, – должна отныне изматывать силы своих врагов в оборонительных сражениях, чтобы продержаться дольше, чем они; предстоящее наступление имеет целью не захват значительной территории, а лишь выпрямление дуги, необходимое в интересах экономии сил. Расположенные на Курской дуге русские армии должны быть уничтожены – нужно заставить русских израсходовать все свои резервы в боях на истощение и тем самым ослабить их наступательную мощь к предстоящей зиме».
Немецкое командование отдавало себе отчет в том, что позиционная оборона не удовлетворяла требованиям поставленной цели – изматывания противника, пишет далее Типпельскирх. Фактически она изнуряла свои силы значительно больше, чем силы противника. В то же время генерал отмечает, что разведка русских, конечно, обнаружила подготовку войск вермахта к наступлению и, разумеется, русские приняли необходимые контрмеры. Правда, он лукавит, совершенно ничего не говоря о нашей контрподготовке, которая была лейтмотивом нашей Ставки ВГК.
Буквально за несколько часов до начала немцами артиллерийской и авиационной подготовки наши тысячи орудий минометов и самолетов наносят мощнейший удар по изготовившимся к наступлению войскам противника – по их живой силе, скоплениям танков, огневым позициям артиллерии и пунктам управления. В результате немецко-фашистские войска понесли значительный урон и не смогли сразу прорвать нашу оборону. Вводя все новые и новые резервы, немецкое командование все-таки рассчитывало выполнить приказ фюрера – окружить и уничтожить наши войска в районе Курска. Конечно, достигнув этой цели, они решили бы важную стратегическую задачу – получение определенной реабилитации за катастрофу под Сталинградом. Но повергнутым в Сталинградской эпопее не суждено уже было подняться с колен. 9-я немецкая армия, наступавшая с севера, продвинулась всего лишь на 12 километров, а 4-я танковая армия, нанося удар навстречу с юга, прошла 35 километров и заглохла.