От Сталинграда до Берлина
Шрифт:
Уже давно позади реки Ингулец, Ингул. Уже захвачены плацдармы на западном берегу Южного Буга. Уже созданы на этих плацдармах ударные группировки для развития наступления на Одессу. Но самым главным и самым интересным для истории моментом является то, что Ставка Верховного Главнокомандования впервые за всю историю войны в своей директиве назвала Государственную границу СССР как рубеж, которого надо было достигнуть в ходе наступательной операции. Это было событие исключительной важности – впервые через три года войны мы выходили на Государственную границу нашей державы…
Освобождение
Приближался час освобождения всеми любимой Одессы. Операция по освобождению города была детально проработана. Всем частям и соединениям был доведен план действий. С фронта, т. е. с востока на запад, наступали 6-я и 5-я ударная армии 4-го Украинского фронта. 8-я гвардейская армия, взаимодействуя с 46-й армией 3-го Украинского фронта, наносила удар севернее. Захватив частями 35-й гвардейской стрелковой дивизии город Новая Одесса на реке Южный Буг (наша дивизия за этот город получила орден Суворова), армия вначале развила наступление на запад, а затем, не доходя до станции Раздельная, резко повернула на юг и совместно с конно-механизированной группой генерала И. А. Плиева стала наносить удары с запада и юго-запада. Тем самым делался глубокий охват группировки противника, крупные силы наших войск выходили ему в тыл, отрезая пути отхода. Поэтому многие немецкие и румынские части, прослышав, очевидно, что их могут захлопнуть в Одессе, в панике бросали город и мчались к Днестру, переправляясь на западный берег на любых средствах.
Конечно, не обошлось и без курьезов. Так, командир соседнего 101-го гвардейского стрелкового полка подполковник П. И. Смирнов ночью послал свою разведку в район села Татарка (в полосе наступления нашей дивизии) с целью оседлать дорогу и не дать возможности противнику безнаказанно уводить свои войска на запад. Нам об этом было известно в принципе. Дивизия, выйдя на выгодный рубеж, готовилась к решительному броску. Перед нами на некоторых участках стояли небольшие группы противника, которые слегка огрызались, но могли быть немедленно раздавлены при первой же команде. Однако дивизия пока не двигалась – подтягивала тылы, пополняла боевые подразделения (особенно первого эшелона) всем необходимым.
Чтобы не попасть впросак, командир полка Воинков принял решение построить глубоко эшелонированный боевой порядок. Перед полком поставили задачу – прочно удерживать занимаемый рубеж и быть в полной готовности перейти в наступление. Систему огня построили так, чтобы она могла обеспечить отражение удара противника и переход наших войск в наступление. Но мы, естественно, как и все, ждали команду – вперед.
По центру участка полка
7 апреля все было готово к продолжению наступления, тем более что уже успешно форсировали Хаджибейский лиман. Командир полка дважды при мне доложил по радио комдиву, что полк к действиям готов, но оба раза Кулагин отвечал: «Хорошо! Ждите сигнала!» Как выяснилось позже, авиация, действовавшая в полосе 3-го Украинского фронта, полностью была брошена на поддержку конно-механизированной группы генерала И. А. Плиева. А она выходила далеко западнее Одессы и должна была нанести удар по городу с запада, взаимодействуя с нашей 8-й гвардейской армией, которая наступала на Одессу с северо-запада и севера. Очевидно, командование фронта, желая все-таки что-то прихлопнуть в Одессе, не хотело наступлением с востока и севера лишь выдавить немцев и румын из города.
Пока эти крупные оперативные задачи решались верхами, низы продолжали жить своей жизнью. В один из дней приблизительно в 10 часов утра по переднему краю волной прокатился раз, потом еще и еще раз крик: «Немцы, танки!» И это ударило в каждого, как молния. Наш полковой командно-наблюдательный пункт находился сразу за второй траншеей 1-го стрелкового батальона. Командовал батальоном вместо старшего лейтенанта Иванова, который был ранен, старший лейтенант Лынев. Он скомандовал: «К бою, приготовиться к отражению атаки».
Ничего не видя с нашего наблюдательного пункта, я сказал командиру полка, что выдвинусь на передний край (это 200–250 метров), он повыше, и «загляну» к противнику. Тем более что здесь стояли орудия на прямой наводке. Получив от командира полка «добро», я помчался к 76-мм орудию, которое стояло прямо на переднем крае у дороги, замаскированное кустарником. А командир полка по телефону выяснял у Лынева, что происходит.
Добежав до орудия, я прыгнул в окоп и спрашиваю у расчета:
– Где танки? Командир орудия отвечает:
– Вроде шли танки, но я не видел.
Я напираю:
– Так кто начал кричать: «Танки»?
Прибежал командир артиллерийского взвода:
– Докладываю. В пехоте по цепи стали передавать: «Танки! Немцы!» А затем прошла команда: «К бою!»
– Верно, отвечаю, но кто из вас видел танки?
– Товарищ старший лейтенант! – продолжает командир взвода. – Я видел, как в нашу сторону вдалеке по дороге вроде двигался танк. Но местность всхолмленная, поэтому дорога то повышается, то опускается, и разглядеть было трудно.
Вдруг рядом с нами в траншее бойцы опять стали кричать: «Танки!» Я поднялся во весь рост и посмотрел поверх орудийного щитка – точно танк! Видна только одна башня, причем башня угловатая, смахивает на «тигра». Я моментально – к панораме (орудийному прицелу) и одновременно даю команду: «Кумулятивный, зарядить!» (Это я дал команду зарядить орудие кумулятивным снарядом.) Эта новинка только что появилась в полковой артиллерии. И эти снаряды были предназначены для борьбы со всеми танками противника, так как пробивали любую броню того времени и надо было только попасть.