От великого Конде до Короля-солнце

Бретон Ги

— С делом Месье покончено, и слава Богу. А вот с вами мне надо поговорить.

Ее глаза сияли, в ее угловатой неловкости, напоминавшей застенчивость впервые влюбившейся девочки, было что-то трогательное. Она не знала, как сказать Лозену, что выбрала его себе в мужья, и строила ему глазки в надежде, что он сам поможет ей сделать первый шаг. Но хитрый гас конец, которому очень нравилось приданое возлюбленной, ожидал ее признания с невинным видом.

Старшая мадемуазель, ерзая, как подросток в неблагодарном возрасте, наконец решившись, воскликнула:

— Господин де Лозен, я хочу

открыть вам один секрет: пока король воображал, что меня можно выдать замуж за Месье, я уже выбрала себе мужа…

— Это просто превосходно!

— И вы не спросите, как его зовут?

— Я не смею.

Мадемуазель де Монпансье нервно захихикала:

— Разрешаю вам задать мне этот вопрос…

— Мне неловко злоупотреблять вашим довернем.

— Раз вы боитесь меня спросить, я скажу вам сама. Это…

— Это?

— Не могу…

— Так скажете мне завтра, — предложил вежливый Лозен.

Старая девственница Фронды была суеверна.

— Завтра нельзя, потому что пятница. Подойдите поближе, я подую на зеркало и напишу на нем.

Она выдохнула на блестящую поверхность и начала выводить: «Это…». Затем она резким движением стерла слово, говоря:

— Нет, не могу, решительно не могу!

Эта уморительная сцена продолжалась более двух часов. В полночь воспитанный герцог откланялся. Тогда старшая мадемуазель, проклиная себя за робость, схватила листок бумаги, написала «Это вы» и торопливо запечатала.

На следующий день она передала записочку объекту своих любовных грез. Лозен, прочитав написанные два слова, опечалился и сделал вид, что глубоко обижен тем, что над ним насмехаются. Трепеща от волнения, мадемуазель де Монпансье поклялась, что ничего не может быть серьезнее.

Тогда герцог с тоской, взглянул на морщинистую и долговязую старую деву, потерявшую половину зубов и начавшую седеть. Ее двойной подбородок не способствовал вдохновению, и Лозен, как ни силился, не смог выдавить из себя ни одного комплимента.

К счастью, мадемуазель де Монпансье приписала эту сдержанность робости и. принялась строить планы на будущее. Далее все стало развиваться стремительно. Через несколько дней, получив согласие «жениха», она написала королю письмо, прося разрешения на этот брак. Вот что оно гласило:

«Ваше величество удивится, узнав, с какой просьбой я обращаюсь: а именно, я хочу выйти замуж… Замужество есть вещь столь обыденная, что, полагаю, никому не придет в голову бранить меня за подобное намерение. Мои выбор пал на г-на де Лозена; более всего мне понравились в нем его достоинства и преданность Вашему величеству».

Надо полагать, в последней фразе Мадемуазель не сказала всей правды, но ее следует винить, ибо в письме обо всем не расскажешь…

* * *

Людовик XIV весьма холодно относился к Лозену, который некогда был любовником мадам де Монтеспан. Он призвал к себе кузину и сказал ей:

— Вы уже в том возрасте, когда можно отличить хорошее от дурного; мне не хотелось бы вас ни к чему принуждать. Я не стану ни помогать счастью г-на де Лозена, исходя из ваших интересов, ни вредить ему. Я вам ничего не советую и ничего не запрещаю; я просто прошу вас как следует все

обдумать. Многие не любят г-на де Лозена. Примите это к сведению.

Эти разумные слова ни к чему не привели, ибо 15 декабря герцоги де Монтозье и де Крекч, маршал д'Альбре и маркиз де Гитри пришли к королю просить руки Мадемуазель для маленького гасконца.

Людовик XIV, «желая дать пример, что простой дворянин, имеющий заслуги, может жениться на принцессе королевской крови», удовлетворил их просьбу. Вскоре об этом узнал изумленный Париж, и мадам де Севинье сообщила дочери «о новости самой удивительной, самой неслыханной, самой поразительной, самой сказочной, самой оглушительной, самой невероятной, самой восхитительной, самой чудесной, самой ослепительной, самой потрясающей, самой изумительной» и проч. в остроумном письме, которое все хорошо знают.

Взбешенные принцы и принцессы крови восприняла этот брак не только как грандиозный мезальянс, но и как личное оскорбление, нанесенное им всем.

Месье заявил, что Мадемуазель следует «отправить в Птит-Мезон», а принц де Конде пообещал, что выкинет Лозена из окна. Однако ничто не могло сравниться с яростью мадам де Монтеспан.

В самом деле, ей было трудно смириться с мыслью, что бывший любовник, женившись на богатейшей наследнице Европы, станет кузеном короля, герцогом, пэром и «обладателем неисчислимых благ», тогда как она всего лишь фаворитка, судьба которой зависит от постоянства короля…

Тем же вечером она подступила к Людовику XIV с упреками за снисходительность и потребовала помешать этому браку.

Король, всецело поддавший под чары этой обольстительной женщины, «чьи таланты расцветали под простыней», обещал не раздумывая.

Мадам де Монтеспан не в первый раз подкладывала свинью Лозену. Несколько лет назад ее «заступничество» перед королем привело к тому, что герцога обошли в важном назначении. Он узнал об этом поразительным способом. Послушаем Сен-Симона: «Не понимая, в чем причина неудачи, он прибегнул к средству совершенно невероятному, но весь тогдашний двор это подтверждает.

Он спал с камеристкой фаворитки (мадам де Монтеспан), поскольку не брезговал ничем, чтобы быть в курсе происходящего и прибегать к покровительству важных особ; и тогда он совершил самую дерзкую выходку, о которой я когда-либо слышал. Король, имея столько любовных связей, ночевать всегда приходил к королеве, иногда очень поздно, но никогда не позволяя себе от этого уклониться, а чтобы чувствовать себя свободнее, послеполуденные часы обычно проводил под простынями любовниц. Пюигийем (так звали тогда Лозена) с помощью камеристки спрятался под постель, на которую король вскоре лег с мадам де Монтеспан. Из их разговора он узнал, что Лувуа противился его назначению, что король разгневался, считая, что он ведет себя дерзко и за это не получит командование артиллерией, на которое рассчитывал. Он услышал также, что любовница, обещавшая ему свое заступничество, вместо этого всячески ему вредит. Кашель, малейшее движение, любая случайность могли бы обнаружить дерзкого, и что тогда с ним бы сталось? Когда рассказываешь о таких вещах, испытываешь ужас и одновременно не можешь удержаться от смеха.