Отбившийся голубь. Шпион без косметики. Ограбление банка

Уэстлейк Дональд Эдвин

— Ты не мог бы повторить, Мюррей? — попросил я. — Еще раз. Перечисли все эти ходы и выходы.

Он принялся загибать пальцы.

— Первый: живи как жил, надеясь на лучшее. Второй: будь начеку, а после покушения на твою жизнь снова обратись в ФБР.Третий: иди вечером на митинг, а потом, возможно, добыв доказательства, обратись в ФБР.

— Значит, так, да?

Мюррей кивнул.

— Так, Джин.

Я сел на диван–кровать (который так и не разложил, хотя Анджела и пришла ко мне, но это так, к слову) и попытался пораскинуть мозгами. Анджела присела рядышком и уставилась

на меня, очаровательно насупив брови, что свидетельствовало о тревожном волнении. Печатный станок она, разумеется, наладила и уже успела умыться и снова натянуть свой желтый свитер. Высокохудожественный чернильный мазок на щеке тоже исчез. И я, и она, и диван–кровать, по справедливости, должны были сейчас заниматься гораздо более важными и гораздо более человеческими делами, а не трястись из–за шайки чокнутых террористов.

Проведя минуту или две в совершенно бесполезных раздумьях, я сказал:

— Мюррей, первый и второй выходы, предложенные тобой, — это, по сути, хрен и редька. Выбрав любой из них, я должен буду просто жить прежней жизнью, пока какой–нибудь псих не пристрелит меня.

— Не совсем так, — возразил он. — Избрав выход номер два, ты примешь меры предосторожности. Прибегнешь к помощи других членов своего союза. И к помощи Анджелы. И моей, разумеется. Мы будем все время приглядывать за тобой и неусыпно охранять.

— ФБРи так все время приглядывает за мной, — сказал я.

— Оно, конечно, так, — согласился Мюррей. — Но ФБР следит за тобой, а мы будем следить за теми, кто окружает тебя, и ждать, пока кто–нибудь из них предпримет враждебные действия.

— Подумать только, — сказал я. — Толпа пацифистов, охраняющая меня от толпы террористов. Что–то не верится.

— Ну, — ответил Мюррей, — в конце концов, тебе решать, Джин.

— Сам знаю. Послушай, давай рассмотрим выход номер три. По–моему, он гибелен.

— Почему? — Мюррей поднял с пола чемоданчик, переменил позу, положил его на колени и открыл. — Я навел справки о Всемирном союзе борьбы за гражданскую независимость. Весьма любопытное объединение. Они были сторонниками единого мира и выступали против всяких границ и любых ограничений свободы передвижения. Самовыражались они, взрывая пограничные таможни, в основном наши и канадские. Их шайка разгромила здание таможни, которое стояло возле какой–то второстепенной дороги на границе между Францией и Германией. Это было лет семь назад. За ними гналась немецкая полиция, тогда бандиты укрылись на какой–то ферме, убили фермера и всю его семью и отстреливались до тех пор, пока не полегли все до единого. Весьма задиристые ребята. Нападение на немецкую таможню, похоже, единственная их буйная выходка за пределами Североамериканского континента.

— Восхитительно, — сказал я. — И ты хочешь, чтобы я участвовал в митинге этой шайки, да?

— Дело в том, что ВСБГН больше не существует.

— Не существует? То есть они прекратили деятельность?

— Вот именно. Кажется, одна из их бомб взорвалась раньше времени, прямо у них в штаб–квартире, когда там шло собрание. И все взлетели на воздух.

— Бомбы… — пробормотал я.

— Теперь, — продолжал Мюррей, просматривая принесенные

бумаги, — дело обстоит так. Список, опубликованный генеральной прокуратурой четыре или пять лет назад… ага, вот он! Этот список был напечатан с ошибкой. В наборе слово «всемирный» просто выпало из названия организации. Надо полагать, именно поэтому твой приятель Юстэли вообразил, что ты — один из тех самых террористов, которых он так жаждет видеть. Вполне возможно, что эта типографская ошибка позволит тебе вчинить иск, особенно если ты получишь какое–нибудь ранение…

— Замолчи, Мюррей.

Он поднял глаза.

— Что? А? Ну ладно, ладно, замолчу. Ты прав. Извини. Так, вернемся к обсуждаемому вопросу.

— Джин, — сказала Анджела, — я думаю, тебе надо пойти на этот митинг, вот что я думаю.

— Почему? — спросил я.

— Потому, что тогда они не станут на тебя покушаться, а ты сможешь раздобыть улики и заставить ФБР прислушаться к тебе.

— Мюррей, что ты об этом думаешь? — спросил я.

— Джин, тебе решать.

— Черт, да знаю я! Но что ты об этом думаешь?

— Что я думаю? Я думаю, что Анджела права. Я думаю, ты можешь сходить на митинг, ничего не опасаясь, и разузнать что–нибудь о замыслах Юстэли. Они ничего не заподозрят и не захотят разделаться с тобой. Я не говорю, что ты непременно соберешь весомые доказательства, которые можно представить в ФБР, но по крайней мере удержишь Юстэли и остальных от поползновений на твою жизнь.

— Ну, не знаю, — пробормотал я. — Это вроде бы лучше, чем первые два выхода, но все равно не знаю… А что, если я попросту провалюсь? Что, если не сумею подделаться под террориста?

— Судя по всему, сегодня днем Юстэли не сомневался в твоей кровожадности, — подчеркнул Мюррей. — Кроме того, там будет не меньше десяти человек, и никто не станет специально следить за тобой.

— Да, но отправиться туда в одиночку…

— Я пойду с тобой, Джин, — заявила Анджела так, будто приняла решение уже несколько часов назад.

Я посмотрел на нее.

— Что?

— Я пойду с тобой. Я хочу посмотреть на этих людей. Кроме того, вдвоем мы будем чувствовать себя более уверенно, правда, Мюррей?

— Ну… — с сомнением промычал Мюррей.

— Ты не пойдешь, — заявил я.

— Еще как пойду. Я умею стенографировать. Тебе и невдомек, да? Этим–то я и займусь. Буду стенографировать все, что они скажут.

— Определенно нет, — отрезал я. — Пойду один. К тому же приглашали только меня. Как я проведу тебя туда?

— Как свою секретаршу, — сказал Мюррей. — На самом–то деле это неплохая мысль. Если Анджела сумеет сделать стенограмму собрания…

— Мюррей, — ответил я, — ты готов пойти на это? Ты хочешь, чтобы Анджелу убили?

— Нет, не хочу. Я не хочу, чтобы вообще кого–нибудь убили. Но если вы будете вести себя достаточно осмотрительно, никто из вас не подвергнется сегодня никакой опасности.

— Мюррей, тебе придется…

— Ой, мамочки! — вскричала Анджела, вскакивая на ноги. — Который час?

Мюррей взглянул на часы.

— Почти половина седьмого.

Анджела сняла с запястья свои маленькие часики и встряхнула их.