Отбившийся голубь. Шпион без косметики. Ограбление банка
Шрифт:
Дав клятву верности охотничьей куртке и беспрерывно повторяя, что буду ее носить, я забрался на заднее сиденье «меркьюри», которое по странному стечению обстоятельств оказалось таким же клетчатым, как и куртка, только красные клетки были немного нежнее по тону, ближе к оранжевому. Юстэли устроился на пассажирском месте впереди, Армстронг сел за руль, ему предстояло первому крутить баранку.
Подъездная дорожка миссис Бодкин примыкала к проселку, который тянулся через лес и соединялся на дальней опушке с гудроновым шоссе окружного значения. То, в свою очередь, с автострадой, ну а дальше — магистраль
Пока Армстронг объезжал дом и выруливал на проселок, Юстэли молчал, но когда мы оказались на гудроне, он предостерег фашиста:
— Не нарушайте правил движения. Не дай Бог, полиция остановит. Машина–то краденая.
Я зажмурился.
20
С учетом всех обстоятельств мы довольно быстро доехали до места встречи на шоссе № 9, чуть севернее Чейзи и на восемь миль южнее канадской границы. Справа от нас, за озером Шамплейн, уже вставало солнце. Я сменил Армстронга за рулем и вез своих спутников по шоссе, а последние миль сто шоферил Юстэли. В отличие от меня, он замерз, поэтому, передавая ему руль, я присовокупил к браздам правления и охотничью куртку.
— Вернете, когда будем подъезжать к дому, — сказал я. — Миссис Бодкин не должна заподозрить, что я ее снимал.
— Старая ворона, — весьма невежливо отозвался о ней Юстэли и с трудом натянул охотничью куртку поверх своего жемчужно–серого костюма. На нем даже это одеяние выглядело почти изысканно. Что ж, одни умеют носить вещи, другие — нет.
Пока мы преодолевали эти сто миль, Армстронг не умолкая грозился заснуть, но меня это совсем не устраивало. Я хотел, чтобы Юстэли знал: если он задумает выкинуть какой–нибудь номер, ему придется иметь дело с двумя бдительными противниками. Поэтому, когда сердито клюющий носом Армстронг растянулся на заднем сиденье, я устроился рядом с Юстэли и принялся занимать моих попутчиков беседой (в основном, конечно, Армстронга), болтая обо всем, что приходило в голову. Лишь по чистой случайности я ни разу не ударился в пацифистскую агитацию.
Но если Юстэли и вынашивал замысел смыться с чемоданами, полными денег, то внешне он этого никак не выказал. Управление машиной поглощало все его внимание, и он только вежливо хихикал всякий раз, когда в моей дурацкой болтовне вдруг проскальзывала шутка. Да и вообще вел себя выше всяких похвал.
Место встречи представляло собой заброшенный овощной ларек на восточной обочине шоссе № 9. Он пришел в упадок, когда поток туристов из Штатов в Монреаль потек по другому руслу, недавно построенному шоссе № 87, многорядной дороге, проложенной в обход всякой цивилизации.
Мы первыми подъехали к ларьку, загнали за него машину и вылезли, чтобы размять ноги.
— Смотрите, не забудьте стереть отпечатки пальцев, — велел нам Юстэли, старательно протирая руль носовым платком. — Машина останется здесь.
Мы стерли наши отпечатки.
Грузовик приехал спустя четверть часа, его сопровождал крошечный пыльный черный «санбим». (Грузовичок казался старым, усталым и перегруженным. Одна из тех страдающих астмой колымаг, на которых в годы Великой депрессии ездили Джон Гарфилд и Ричард Конт. Только на тех были калифорнийские номера, а на этой — номера канадской провинции
Из грузовика выбрался бородатый верзила в макинтоше, а из «санбима» — похожий на хорька человечек в черном дождевике. Они подошли к нам, и хорек спросил:
— Где?
— В багажнике, — ответил Армстронг. — Я принесу.
Он притащил оба чемодана, бородач взял их с такой же легкостью, с какой прежде Армстронг, и отволок в «санбим».
— Ну вот, — сказал хорек. — Грузовик заберут нынче вечером. Вы получили свое повидло, а мы — плату за оба задания.
— За оба задания? — переспросил Юстэли.
— Совершенно верно, — ответил хорек. — Его милость позвонил после вашего отъезда и сказал, что малость доплатит нам за одну работенку. — Он улыбнулся, как хорек, вытащил из кармана дождевика пистолет и всадил в Юстэли три пули. Мы с Армстронгом застыли. Я думал, что стану следующим, и готов поклясться, что Армстронг придерживался не менее заупокойной точки зрения. В горле стало очень сухо, пальцы начали сами собой растопыриваться, будто между ними вырастали перепонки, а нижняя губа ни с того ни с сего отяжелела и отвисла.
Но пальбы больше не было. Юстэли рухнул на щебень за овощным ларьком, хорек спрятал свой пистолет, а бородач подошел к нему и сказал:
— Чего ты выпендривался? Хватило бы и одной пули.
— Пришла охота пошуметь, — ответил хорек и снова ухмыльнулся.
Бородач подхватил Юстэли, отволок в «меркьюри» и запихнул за руль. Хорек, веселый, как утренняя пташка, пустился в объяснения:
— Его ищет полиция, понятно? И машина в угоне числится, поэтому никто не будет копаться. Тем паче, что местные легавые не очень сообразительны.
Они забрались в свой «санбим» и укатили.
Только теперь я обратил внимание на Армстронга. Он был очень бледен, едва ли не с голубым отливом, особенно вокруг глаз. Кожа на лице, казалось, натянулась, глаза вылезли из орбит. Он стоял неподвижно, будто удерживая на голове яйцо.
Вероятно, я смог взять себя в руки только после того, как увидел, насколько худо стало Армстронгу. А когда он сказал: «Кажется, меня сейчас…» — и, спотыкаясь, побрел блевать, я понял, что со мной все будет в порядке.
У меня появилась возможность бежать. На грузовике или на своих двоих, мне было все равно. Добраться до ближайшего городка, до ближайшего телефона. Поначалу мне придется туго, поскольку меня разыскивают за убийство Анджелы, но со временем все выяснится, и я смогу поделиться своими открытиями с П и всеми остальными.
Но что я, собственно, открыл? Наверняка я знал лишь одно: Тен Эйк задумал взорвать здание ООН. Но когда? Зачем? Кто его нанял? Как он намерен это осуществить? К тому же, нельзя было забывать о бомбе в здании Сената США. Он отказался от этой затеи, потому что увлекся новой, и надо было выяснить, что это такое. По сути дела, мне нечего было сообщить. Более того, поскольку П уже знал, что на учредительном собрании Тен Эйк разглагольствовал о взрывчатке и ООН, даже весть о его намерении взорвать это здание не будет воспринята П как нечто свежее и совсем уж немыслимое.