Отборная попаданка архидемона
Шрифт:
— Финансирование у нас смешанное, — любезно отзывается Илантих. — От партийных взносов — кстати, студенты от них освобождены, это так к сведению. От пожертвований, еще партия держит пакеты дивидендных акций, наши финансисты занимаются инвестициями. В общем, крутимся как можем, чтобы оказывать социальную помощь…
Леонхашарт не слушает его, не слушает что-то сказавшую третью невесту и бас Баашара, он смотрит на Анастасию, на то, как меняется ее взгляд, как мерцают в темных глазах искорки света, на движение ее бровей,
На память Леонхашарта приходят слова Гатанаса Аведдина, его вопросы, его уверенность в том, что Леонхашарт очарован, влюблен, и собственная уверенность Леонхашарта в том, что причина его внимания — в подозрении в шпионаже.
Только если бы причина внимания была в подозрениях, сердце Леонхашарта сейчас не сгорало бы от бешеной, мучительной ревности, он бы не сходил с ума только потому, что она смотрит на другого, говорит с другим, улыбается другому.
— Анастасия, хватит меня игнорировать! — Леонхашарт ударяет ладонью по столешнице, и та трескается, вздрагивает посуда.
Повисает мертвая тишина.
Леонхашарт сам шокирован вспышкой. Он никогда, никогда не выходил из себя так!
Очень медленно Анастасия поворачивается к нему, в ее темных глазах вместо ярких бликов ламп краснеют отблески его пылающих глаз.
— Архисоветник, думаю, вам стоит успокоиться. Не буду вам мешать.
Спина у нее прямая, подбородок вздернут, она шагает гордо, как Богиня, как могла бы идти правительница всея Нарака, восседающая на троне в зиккурате Архисовета. Настолько потрясающе ослепительная, что Леонхашарт лишь провожает ее взглядом.
И лишь когда Анастасия исчезает за автоматически открывшимися перед ней дверями, Леонхашарт бросается за ней. На ходу резким жестом он сбивает квадрокоптер, ринувшийся было следом, и выскакивает в коридор.
Анастасия не бежит, она так же гордо шагает по коридору.
— Подожди, Анастасия, пожалуйста, — Леонхашарт догоняет ее, и Анастасия останавливается.
— Кто дал вам право повышать на меня голос?
— Я архисоветник…
— Есть такой закон, который дает вам право кричать на студентов? — Она смело смотрит ему в лицо, хмурит брови. — И я вас не игнорировала, я отвечала, если вы заговаривали.
Она права, и Леонхашарт, хоть и знает, что дело вовсе не в ответах, теряется, не сразу находит слова:
— Почему ты любезна со всеми, кроме меня? Ты мне не улыбаешься, не говоришь со мной так свободно, как с остальными, не интересуешься моими делами…
— Потому что мне интересно говорить с другими собеседниками, это же очевидно. А у нас с вами общих тем нет.
— Они могли бы быть.
— Вы мне обещали моральную компенсацию от Шаакарана, вы сделали?
— Нет, — выдыхает Леонхашарт.
— Вот именно: вы обещали, но не сделали, нам не о чем говорить.
Развернувшись, она направляется
Сердце Леонхашарта разрывается, и тут же его накрывает надежда: «Может, все же дело в полной броне?»
Он не может снять шлем и обнажить основания рогов, это было бы слишком опасно для нестабильной магии новичка, но… но Анастасия здесь уже неделю. И она уходит, а Леонхашарту кажется, что если он даст ей сейчас уйти — это будет навсегда, непоправимо.
Он сдергивает бронированную перчатку и быстро направляется за ней, пока его сердце корчится в муках: всего одно прикосновение, короткое безопасное прикосновение, чтобы Анастасия почувствовала его, чтобы поняла — он тоже живой, настоящий, он существует.
Ну львенок, ну… упертый баран, мастер спорта по боданию… со стенами! Игнорирую я его, видите ли! Их рогатую светлость не обхаживаю со всех сторон — и тут же крики и скандалы перед всем Нараком. А виноватой останусь я…
Его приближение я ощущаю дуновением воздуха, а потом мою ладонь сжимает рука. Горячая, без перчатки. По коже волной пробегают мурашки, меня прошивает, словно ударом тока, дыхание перехватывает. Я оглядываюсь, но вместо лица вижу черную пластину с пылающими глазами.
Не вижу лица, но горячие пальцы скользят по ладони, переплетаются с моими пальцами в столь интимном прикосновении, что мне страшно — от этого тепла, от чувства близости, от того, как захлебывается мое сердце.
В кончиках пальцах зарождается дрожь, вибрация поднимается выше, и я стискиваю пальцы Леонхашарта, не в силах отпустить его руку. Мой центр тяжести смещается, словно само земное притяжение тянет упасть на грудь Леонхашарта, в его объятия. Меня охватывает жар и жажда его прикосновений, поцелуя…
«Так, спокойно, думай головой!» — я торопливо отступаю, выпутывая не желающие размыкаться пальцы. Я отступаю, отступаю, отступаю, и сердце бешено колотится, мне не хватает дыхания.
Наконец наши руки размыкаются. Меня накрывает тоской и в то же время радостью от того, что странные ощущения прекратились.
Набираю в легкие воздуха, обругать Леонхашарта за то, что без спроса схватил, но слова не идут, и я просто разворачиваюсь, а он так и стоит, словно сам удивлен своим поведением.
В коридоре никого нет.
Я торопливо иду прочь. Но рука до сих пор ощущает прикосновение Леонхашарта, все во мне переворачивается, и я не выдерживаю, оглядываюсь: Леонхашарт стоит, глядя на руку, которой только что держал меня. Лица его за шлемом не видно, но в фигуре чувствуется растерянность. В этом пустом мрачном коридоре он кажется настолько одиноким, что щемит в груди. И хотя мне хочется подойти и сказать что-нибудь успокаивающее, я слишком боюсь вспыхнувшего от нашего прикосновения огня, еще пылающего во мне.