Отчаянная девчонка
Шрифт:
– А что не так с супом из моллюсков? – озабоченно спросил Карл, когда восторги поутихли. – Крабы свежайшие, я их только утром купил!
Дэвид подошел к огромному холодильнику и открыл его.
– Да нет, все хорошо, просто, наверное, слишком хорошо. – Для парня из заумной школы он изъяснялся не слишком тактично. – Слушай, а у нас не осталось гамбургеров с обеда?
Услышав слово «гамбургер», я просияла, что не укрылось от внимания Карла. Шеф–повар воодушевился:
– Бургер? Дама
Я покорно села на табуретку, Дэвид – рядом. Мы с вожделением смотрели, как Карл кинул на решетку две сочные говяжьи котлеты и стал их обжаривать.
Было странно сидеть на кухне Белого дома с президентским сыном. Было вообще странно находиться рядом с мальчиком. Я же не Люси, и со мной это случается крайне редко.
Кроме того, я никак не могла понять, почему Дэвид со мной такой… милый. Да, пожалуй, это самое подходящее слово. Конечно, издеваться надо мной насчет труб было не очень–то мило с его стороны, но предложить бургер…
Наверное, это потому, что я спасла его отца. А какие еще могут быть причины? Да, он просто хочет меня отблагодарить, и это вполне можно понять.
Только зачем благодарить таким странным способом?
Я удивилась еще больше, когда Карл придвинул к нам две тарелки: на каждой лежал огромный гамбургер и возвышалась гора картошки–фри.
– Приятного аппетита! – весело сказал он. Дэвид взял обе тарелки и скомандовал:
– Пошли!
Я взяла у Карла две банки колы и неуверенно последовала за Дэвидом к лифту.
– А… куда мы?
– Увидишь!
В обычной ситуации такой ответ меня бы не удовлетворил. Но я промолчала, потому что была слишком поражена: в кои–то веки я с парнем. И он ведет себя со мной… ну как с девушкой, что ли!
До этого единственным ровесником, который меня не задирал, был Джек, но, думаю, лишь потому, что я сестра его девушки. А может, все–таки и потому, что втайне я ему нравилась. И он не расстается с Люси, чтобы быть ближе ко мне. Боже, если бы я только набралась мужества все ему сказать!
Но Дэвид! Почему он так себя ведет? Версия, что я ему приглянулась, полностью отпадает. Хотя бы потому, что здесь Люси. Ни один парень в здравом уме не предпочел бы меня ей. Это все равно, что выбрать толстого резинового пупса вместо хорошенькой Барби! Остается версия, что из чувства благодарности.
Мы поднялись наверх, но, вместо того чтобы пойти в столовую, Дэвид направился в противоположную сторону. Мы вошли в большой зал с окнами во всю стену – оттуда открывался невероятный вид на ночной город.
– Ну как? – спросил Дэвид, ставя тарелки на столик и придвигая два больших кресла.
– Ну, – начала я, все
Мы сели у окна, под мягким светом уличных фонарей. Было бы совсем романтично, если бы у дверей не стояли охранники и если бы я нравилась Дэвиду, что исключено: я всего лишь девочка – та, которая спасла жизнь его отцу и рисует несуществующие ананасы.
А даже если и нравилась, это все равно не имеет никакого значения, потому что я страстно влюблена в парня своей сестры. Но голод взял верх и, отбросив все мрачные мысли, я вонзила зубы в гамбургер.
Карл оказался прав – это был самый вкусный бургер, который я ела в своей жизни. Я справилась с ним в два укуса.
Дэвид наблюдал за мной со странным выражением лица – наверное, не ожидал, что я вообще способна есть.
– Ну что, лучше?
Я не могла говорить с набитым ртом и показала большой палец здоровой руки.
– Болит? – спросил Дэвид, кивнув на гипс. Я проглотила здоровенный кусок мяса. Если честно, я бы хотела быть вегетарианкой. Художнику полагается думать о чувствах других, даже парнокопытных. Но гамбургеры такие вкусные!
– Уже не очень, – соврала я.
– А почему на нем до сих пор никто не расписался? – спросил Дэвид с улыбкой.
– Я решила оставить его для уроков немецкого, – объяснила я.
Как ни странно, Дэвид понял, как понял бы меня Джек. Только настоящие художники сознают всю привлекательность нетронутого белого листа и любой другой поверхности.
– Ах да, точно! – Он кивнул. – Ну и что ты там изобразишь? Наверное, какие–нибудь гавайские мотивы? Груды ананасов?
Мне надоела эта тема, и я печально на него взглянула:
– Нет, думаю, что–нибудь патриотическое.
– Ах, ну конечно. Тем более что твоя фамилия Мэдисон.
– А это–то причем? – удивилась я.
– Джеймс Мэдисон! – Дэвид удивился еще больше. – Четвертый президент. Ты ведь с ним в родстве, да?
Я почувствовала себя полной дурой.
– А, да. Вернее, думаю, что нет.
– Правда? – засомневался Дэвид. – Уверена? Дело в том, что у тебя много общего с его женой, Долли.
– У меня с Долли Мэдисон? – рассмеялась я. – Ну что, например?
– Ну, она тоже спасла президента.
– Своего мужа?
– Нет. Когда в 1812 году англичане подожгли Белый дом, ей удалось спасти портрет Джорджа Вашингтона.
Стоп. Англичане подожгли Белый дом? Хм, наверное, в школе мы этого еще не проходили.
– Ух ты! – восхитилась я. На уроках истории не рассказывают такие классные подробности – только про пилигримов и актера Аарона Беарра.