Отчаянные
Шрифт:
– Кира?
Я проигнорировала вопросительный тон и заставила Келлана лечь на меня. Тот еще выверт, потому что он не выпускал моих рук, но я изловчилась, насела, и головка вновь оказалась там, где мне хотелось больше всего.
Келлан отпустил одну кисть и придержал меня за бедра, чтобы я не оседлала его совсем. Большой палец погладил мою повязку.
– Что это? – спросил он напряженным шепотом.
Я застонала, загоняя его глубже. Под ласками губ и рук Келлана я позабыла о татуировке, которая в данный момент волновала меня меньше всего на свете.
– Это тебе, –
Келлан со свистом вздохнул. Я думала, он уберет руку с бедра, но нет, Келлан обнял меня крепче.
– О господи… да что это такое?
Наши пальцы сплелись, бедра задвигались. Он заполнил меня целиком, и я едва сумела сосредоточиться на его вопросе. Я прижала его к себе, коротко и чувственно постанывая.
– Твое имя, – пролепетала я, когда обрела дар речи.
– Что… зачем? О боже… господи, Кира… как же мне хорошо…
Он стонал и стискивал меня, позабыв, о чем спрашивал. Наши губы встретились, и мир покатился в тартарары, когда наши тела начали двигаться в нараставшем темпе. Я знала, что скоро кончу, и короткие вскрикивания перешли в протяжные томные вопли. Не в силах терпеть, я крепко стиснула Келлана. Он, тоже кончив, испустил тихий стон, полный довольства.
Стеная, он скатился на спину и потянул меня к себе на грудь.
– Что?.. – спросил он опять.
Хихикнув, я уселась ему на грудь.
– Что-что!
Сглотнув, он помедлил, собрался с мыслями и схватил меня за руку, чтобы рассмотреть перебинтованное запястье.
– Что ты сделала?
Восседая на нем, я зажгла ночник, стоявший на прикроватном столике. Келлан поморщился от резкого света, затем расширил глаза и в удивлении раскрыл рот, едва до него дошло, что скрывалось под бинтом. Неверие его лишь усилилось, когда я осторожно оттянула повязку и предъявила ему яркую чернильную надпись.
Мы смотрели на распухшие, поблескивавшие буквы, которые слагались в его имя, и Келлан молчал. Я начала опасаться, что ему не понравилось и он просто не знал, как об этом сказать, но тут он взглянул на меня и, сверкая глазами, произнес:
– Ты понимаешь, что это навсегда?
– А ты понимаешь, что ты и сам навсегда? – улыбнулась я, поправив бинт.
Он отвернулся, будто не в силах поверить. Затем он глянул на меня снова и улыбнулся:
– Да, понимаю.
– Как? – разыграла я удивление. – И спорить не будешь, и блажью не назовешь?
Он погладил меня по щеке:
– Ну, я по-прежнему думаю, что это блажь, но если тебе хочется прожить со мной всю жизнь, то спорить не буду.
– Потому что уверен в моей безоглядной любви, – вызывающе вскинула я брови.
– Да, – улыбнулся Келлан.
– И считаешь себя хорошим.
– Да, – кивнул он, сперва слегка помявшись.
– И достойным любви.
Келлан нахмурился, и я решила, что в этом пункте он пойдет на попятную, но долгая пауза миновала, и его губы перестали кривиться.
– Да.
Его голос не дрогнул, и я ощутила прилив гордости. Я хотела поцеловать его, но Келлан отодвинулся:
– А ты считаешь себя сексуальной, обворожительной, волшебной и единственной, кого я любил и люблю. Ты знаешь, что я в жизни не
В его полуночных глазах читалась отвага, и моя мирная улыбка стала шире.
– Да, я это знаю.
– Хорошо. – Победно ухмыльнувшись, Келлан наконец позволил нашим губам соединиться. – Обожаю слышать твое «знаю». – Я хихикнула, и он добавил: – А татуировка мне очень нравится.
Заключив в ладони его лицо, я опрокинула Келлана на постель:
– Отлично, потому что я по-настоящему тебя люблю.
Глава 23
Боли в спине
Утро началось вполне безмятежно, но мне было ясно, что это ненадолго и тайна моей личности скоро раскроется. Однако сейчас, пока солнце, проникавшее в открытое окно, ласкало нам кожу, а мы лежали среди перекрученных простыней, это событие представлялось делом далекого будущего, и я не спешила переживать. Довольно мурлыкая, как пушистая кошка из моего детства, я отгородилась от мира и сосредоточилась на своем мужчине. В конце концов, ничто не имело значения, кроме него.
Келлан, довольный не меньше моего, погладил повязку, прикрывавшую мое бедное запястье. Я помнила, что у нас есть дела и нам в итоге придется вставать и разбираться со сплетнями, которые, должно быть, уже взорвали медиапространство, но несколько лишних мгновений спокойного счастья не причинили бы нам вреда. Вдобавок меня не покидало чувство, что они могли оказаться последними.
Через десять минут мое подозрение оправдалось. Суровая реальность нарушила наше безмятежное бытие, и первым раззвонился мой мобильник, а после и мобильник Келлана. Я сделала глубокий вдох и встретилась взглядом с мужем. Какое-то время мы не реагировали на звонки, затем он шепнул:
– Опять же – на кой нам мобильники?
Смеясь, я чмокнула его в нос:
– Наверное, надо ответить. Фотографии уже выложили, люди волнуются.
Я поморщилась, прикинув, видели ли их родители. Папа слетит с катушек, если увидит дочкин портрет с подписью «Шлюха».
Келлан вздохнул и кивнул. Он начал разворачиваться, но я придержала его за щеку и заглянула в глаза, игнорируя неумолкающий трезвон.
– Что бы ни случилось дальше, знай, что я ни о чем не жалею. Это стоило того, чтобы быть с тобой, любить тебя, переживать вместе с тобой… И мы справимся, – улыбнулась я. – Мы команда. Одни против всего мира.
– Мы против мира? – пробормотал Келлан, явно тронутый моим заявлением. – Прекрасный вариант.
Телефоны на секунду смолкли и вновь разразились трелями.
Я со смешком поцеловала его в губы.
С минуту мы распутывались. Непостижимо, но простыни и покрывала оказались как поверх нас, так и под нами. Посмеиваясь, мы кое-как разобрались в этом хаосе. Я была счастлива, что, будучи даже по уши в неприятностях, мы ухитрялись быть ветреными. Я быстро накинула на себя кое-какую одежду, а Келлан натянул свои боксеры. Прежде чем броситься к телефону, я позволила себе пять секунд полюбоваться крепким прессом Келлана и его стройными бедрами, обтянутыми черным шелком. Он был безупречен душой и телом, и я не могла винить мир за одержимость им.