Отчаянные
Шрифт:
— Значит, он получил эту работу? — спросила она.
— Еще нет, — улыбнулся я.
Клавдия подняла на меня удивленный взгляд.
— Тогда в чем дело? — спросила она. — Разве Барбюс его не одобрил?
— Еще как одобрил, — заверил я ее. — Но ведь Делакруа далеко не дурак. Он прекрасно понимает, что у него лучшие команда и корабль — лучших мне в этом углу галактики не найти. И я поручил Барбюсу убедиться в том, что тот понимает весь риск этой операции. Не могу же я держать это от него в тайне, верно? Ну и, разумеется, тот просит за свои услуги целое состояние.
— А он того стоит? — спросила она, допивая вино.
— Угу, — кивнул я. — Еще
— Тогда что тебе мешает? Я рассмеялся.
— Я хочу, чтобы он еще ночь помозговал над своей ценой. Завтра он получит контракт, но я не хочу, чтобы ему казалось, будто он получил его слишком легко. В противном случае за следующий рейс он может запросить больше, а всякой цене есть свой предел. Она улыбнулась.
— Да, — согласилась она. А потом вдруг снова наступила неловкая тишина. Мы снова сидели вдвоем в полутемном зале, играла тихая музыка, а между нами стояла бутылка вина.
Правда, честно говоря, я чувствовал себя гораздо спокойнее. Единственное, что меня тревожило, — это то, что мне стоило большого труда отводить взгляд от бюста Клавдии: меня почему-то очень волновало, сохранил ли он ту восхитительную форму, что имел лет пятнадцать назад, когда я смотрел на него без всяких помех в виде какой-либо одежды.
— Ты снова глазеешь, — прошептала Клавдия; глаза ее сияли так, как в минуты наивысшего счастья. — Глазеешь так же, как тогда…
— Пойман на месте преступления, — вздохнул я. Она закурила свою сигарету му'окко.
— Ну и о чем же ты тогда думаешь? — спросила она с легкой улыбкой, окутавшись клубом ароматного дыма.
— Тебе правда хочется знать? — переспросил я. Она кивнула, глядя на меня прищуренными глазами.
— Я думаю о том… ну… — замялся я, краснея, — что мне интересно, изменились ли… ну… это… с тех пор, как я видел их последний раз.
— Правда интересно?
— Э… правда.
— Что ж, — ответила она, критически глядя на себя. — Чуть-чуть отвисли, конечно. Немножко увеличились в размере — так я, клянусь Вутом, и сама не уменьшилась. — Она подняла взгляд и улыбнулась. — Во всех остальных отношениях они более или менее те же, какими были в те времена, когда… когда мы вместе развлекались с ними.
Ее маленькая рука с безукоризненно наманикюренными ногтями лежала на скатерти совсем рядом с моей, и мне нестерпимо захотелось ощутить ее тепло, мягкость кожи. Какое-то мгновение в голове моей не было ничего, кроме воспоминаний о больших упругих грудях с напрягшимися розовыми сосками…
— Клавдия, Клавдия, Клавдия! — прошептал я сквозь зубы. — Ну почему ты так… так… так чертовски прекрасна Вдруг рука ее накрыла мою — теплая и мягкая, как я и ожидал.
— Вилф, — прошептала она, задыхаясь. — Ничего не могу с собой поделать. Не стоило мне пить столько…
— Тебя тошнит? — встревожился я, хватаясь за носовой платок.
— Да не тошнит, болван ты этакий! — прошипела она отчаянным шепотом, почти зажмурившись — Мне невтерпеж. Мочи нет, как я тебя хочу. Ты заводишь меня, Вилф Брим, — заводишь так, как ни один другой мужчина, ни до, ни после встречи с тобой.
Я заглянул в это прекрасное раскрасневшееся лицо и ощутил знакомый настойчивый зуд в паху. Вся Вселенная вдруг сгустилась вокруг нас, а я беспомощно искал подходящие слова, и тут…
— Э… госпожа администратор, — нерешительно пробормотал чей-то голос. — Вас… э… просит к телефону мистер Нестерио.
Глава 5. От'нар
Всю ночь
Все «Огни» и «Непокорные», ощетинившиеся гиперторпедами для атак по наземным целям, были ошвартованы в одном углу пещеры. До сих пор мне ни разу еще не приходилось видеть наши стремительные перехватчики, увешанные зловещего вида торпедами — по четыре на каждый боковой понтон, и при первом взгляде на них я решил, что эта стадия операции, какой бы короткой она ни была, мне вряд ли понравится. Вид «Звездные Огни» имели перегруженный, а чудовищные гиперторпеды никак не вязались с их стремительными обводами. А может, полетав на этих элегантных звездолетах столько лет, я просто сделался слишком сентиментальным. И все же мне казалось, что одно дело — атаковать наземные цели специально спроектированными для этого штурмовиками вроде содескийских «Ростовиков», но совсем другое — заставлять выступать в этой роли сравнительно легкие и уязвимые звездолеты.
Прошлой ночью я стоял на причале с Маршей Келли, рулевым одного из участвовавших в операции «Огней», и смотрел на увешанные торпедами перехватчики.
— Что скажешь, Марша, нравится тебе лететь на дело вот с этим? — спросил я.
— Не слишком, адмирал, — ответила она. Рыжая, болезненно худая, вся в веснушках, она тем не менее вспыхивала как фейерверк, когда смеялась. Помимо этого свойства в ее послужном списке числилось девятнадцать сбитых кораблей Лиги и Торонда, и она была ветераном Битвы за Авалон. Подобно большинству ее коллег, она с самого начала не испытывала особого восторга по поводу переделок; тем не менее она не позволяла себе ворчать. Только отдельные высказывания выдавали ее чувства. — Если бы вместо этих уродливых штуковин у нас имелись подвесные баки для увеличения радиуса полета, мы бы могли нормально охранять наши конвои, а не изображать колонну груженных камнями грузовиков…
Увы, вся эта идея принадлежала не кому-нибудь, а мне, и я мог бы ожидать подобной реакции.
Добровольцы из всех огневых расчетов дни и ночи напролет проводили в тренажерах, совершенствуя свои навыки. В результате почти все они начали демонстрировать снайперскую меткость, но, разумеется, ни один тренажер не в состоянии воссоздать реальную боевую обстановку с ее провоцирующими ошибки стрессами. До тех пор, пока человеку не доведется испытать все это на собственной шкуре, любые результаты тренировок могут считаться только лишь теоретическими. А большинству моих экипажей такая операция, как атака наземных целей, была в новинку.