Отчего Парашка не выучилась грамоте?
Шрифт:
– - Что ж, она не будет больше ходить?
– - Нет, родимая, не будет.
– - Отчего?
– - Да видишь ли, родимая… Нужда наша не дозволяет… Надо обуть, одеть, головку повязать в холода-то, и не во што… Думали хлеб продать да выгадать, ан ничего не выгадали…
– - Очень жаль!
– - проговорила учительница.
– - Она очень способная девочка, я ее было полюбила.
– - Мне и самой ее жаль… Я б с себя что можно сняла да ее одела, да нечего… А как она-то плачет! Я вот что к вам, милая барышня, пришла: нельзя ли эту книжку-то с доской нам дома подержать,
– - Конечно, можно, только дома какое уж занятие!
– - сказала учительница. Она глубоко вздохнула и проговорила: -- Какая у вас тут сторона: вот уж сколько перестали ходить, и все по одной и той же причине!..
– - Не с чего лучше-то быть… Сегодня сыты, а завтра бог весть!
– - Ну, хорошо, оставляй, книжку и доску, а не нужны будут, принесешь.
Учительница прошла в свою комнату, а Ненила отправилась домой.
Дома было, как и вчера. Григорий сидел хмурый и исподлобья глядел в окно. Парашка лежала на печке и, кажется, не слезала с нее все время. Чтобы утешить ее немножко, Ненила поспешила ей сообщить:
– - Ну вот, я опять назад принесла и книжку и доску.
Но Парашку это не обрадовало; после обеда она попробовала было пописать и почитать, но сидела за этим недолго, а положила все на божницу и опять ушла на печку.
"Грустует", -- со вздохом подумала Ненила.
Прошел этот день, наступил другой, но и он не принес Еремкиным ничего радостного.
Перед вечером, когда ребятишки возвращались из школы, их голоса послышались недалеко от избы Еремкиных. Соседи Еремкиных увидали, что все ребята гурьбой направляются к их двору, и между ними идет учительница. Она была в драповой жакетке с высоким воротником, калошах и теплом платке. Лицо ее от ходьбы стало еще румянее, и глаза еще ярче блестели. Она подошла к самому двору Еремкиных и спросила:
– - Эта их изба?
– - Эта, Лизавета Дмитриевна!
– - ответили ребятишки.
– - Ну, спасибо! Теперь ступайте, я одна войду!
– - Прощайте, Лизавета Дмитриевна!
– - Прощайте, прощайте!
Елизавета Дмитриевна вошла в избу к Еремкиным и проговорила:
– - Здравствуйте! Здесь Прасковья-то живет? Ненила и Парашка встали навстречу учительнице; они недоумевали, зачем она пришла.
– - А я соскучилась по тебе, -- весело говорила учительница, подходя к Парашке и беря ее за руку.
– - Походила-походила в школу и бросила. Так, голубушка, нельзя.
Она села на лавку и привлекла к себе девочку и, погладив ее по голове, опять заговорила:
– - Хочешь, чтобы тебе опять учиться, или нет?
– - Хочу, -- еле слышно пролепетала Парашка.
– - Ну, так на вот, дай маме или папе эту монету, и пусть они тебе купят и сапоги, и чулочки, и теплый платок; а когда они тебе купят, то ты приходи опять, -- хорошо?
И учительница положила в руки Парашки пятирублевый золотой. Парашка взяла монету и, ошеломленная, не знала, что с ней делать. У Ненилы в это время радостно вспыхнули глаза, и все лицо оживилось.
– - Ах ты, наша родимая!
– -
– - Парашка, дура, кланяйся в ноги! Что ж ты стоишь?!
– - Совсем не нужно!
– - сказала Елизавета Дмитриевна и точно испугалась.
– - Зачем это в ноги?
– - Да как же нам благодарить-то тебя, благодетельница наша? Да что ты для нас только сделала-то?
– - причитала Ненила.
– - Я ничего не сделала, -- живо и радостно проговорила учительница, -- деньги не мои, я их у попечителя выпросила.
Ненила восхищенными глазами глядела на эту милую и добрую девушку и не знала, какими словами выразить поднявшиеся в ее душе чувства. Была взволнована и учительница. Только Григорий, очевидно, не разделял этих чувств. Он поднялся из своего угла, подступил к Парашке, взял у нее из руки золотой и, возвратив учительнице, глухо проговорил:
– - Нам денег не надо, -- возьми назад, барышня!
– - Как не надо? Что ты, опомнись!
– - крикнула Ненила на мужа.
– - Так, не надо… Не надо и не надо!..
Григорий запнулся и стал переводить дыхание. Потом он оправился и продолжал:
– - Не денег нам нужно. Деньги что!.. Ты погляди хорошенько кругом… Или посмотри на нашего брата! Нам дохнуть нельзя. Для нас никаких правов нету. Куда ни пойдешь, все по уши в воду. Вот что для нас нужно! Вы, люди ученые, попытайтесь-ка головой пораскинуть!..
Ненила никогда не видала таким своего мужа. Он весь дрожал. Глаза его горели, на висках и на лбу выступили набухшие жилы, все его лицо залило краской. Он силился, должно быть, многое сказать, но не мог: волнение сковывало ему язык, и он только странно и неуклюже двигался всем телом.
– - Жить!.. по совести жить нельзя! Промышляй грабежом или мошенством, тогда ты и человек будешь! Ну, хорошо, как можешь так, а если не можешь? Я не виноват, что у меня так голова затесана! За что же нам мучиться-то? Ты мне дай вольготу, вот что!..
– - Он опустился на приступку и уперся в нее руками. Лицо его стало еще краснее, язык не совсем повиновался ему, и он только выкрикивал:
– - Нам дорогу нужно! дорогу нужно! Нужно, чтобы по-людски можно было жить!..
Последние слова он уже дико выкрикивал. Обессиленный, он замолчал и уставился на учительницу злобным взглядом…
– - Боже мой… разве я это предвидела? Я думала… я никак не предполагала… -- лепетала испуганная девушка. Она поднялась с места, съежилась и была готова расплакаться.
– - Мне хотелось помочь, разве я что знала.
– - Не можешь ты нам помочь, гробовая доска нам помощь!
– - крикнул Григорий.
Ненила стояла ни жива ни мертва.
– - Тогда простите! Я уйду. Я совсем этого не ожидала! И она как будто стала меньше ростом, на глазах ее показались слезы; чтобы скрыть их, она, поникнув головой, повернулась к двери и медленно вышла из избы.
– - С богом!
– - крикнул ей вслед Григорий, подошел к двери и хлопнул ею, как бы желая покрепче притворить ее.
– - Идол ты!
– - взвизгнула Ненила, грохнулась на лавку, положила голову на стол и зарыдала. Парашка подскочила к ней и тоже заревела.