Отчет 1…и принцессу в нагрузку
Шрифт:
Охранники вопросительно покосились на старшего война.
– Что вы ждете? Выкиньте его отсюда!!! – завизжал Бряк. Войны переглянулись. Я разозлился. Гнев раздул меня, замутнил все, приостановил время. Ничто не шевелилось. Ни одно из пары десятков тел, ни одна из пары мириадов мыслей. Затем гнев выплеснулся в то тело, которое его вызвало и потух, вернув движение.
Бряк захрипел, схватился за сердце и завалился на бок. Пару раз вздрогнув, он застыл.
Эрма испуганно вскрикнула, отшатнулась, и на мгновение мне стало очень одиноко, грустно
– Еще кто-нибудь хочет помешать мне действовать по вашим правилам? – тихо прогудел я. Оппозиции мне больше не хотелось. Хотелось довести захват власти до конца и отдохнуть.
Мне ответил хор вздохов и голос того же старшего война:
– Нет. Но одно из наших правил – никто не может управлять всем.
– Конечно! – я повернулся к нему. Гнев окончательно исчез, смытый волной мыслей. Мыслей, про которые я знал, что они правильные:
– Ты прав, старейший…
– Так. Мое имя – Так.
– Конечно, старейший Так. Никто не может знать всего про весь народ. Никто не может знать, что чувствуют матери семей, когда на их детей надевают сабли и что чувствуют дети, глядя на их слезы. Никто не может знать, сколько пробежит каждый конь перед тем, как упадет замертво. Никто не может знать, умрет ли воин от раны или поправиться на следующий день. Никто не может знать, не отравлен ли оазис, к которому выходит умирающий от жажды отряд. Никто не может знать, как поведет себя молодой воин, увидев, что его убьют через минуту. Никто не может знать всего. Кроме бога.
Но кто-то должен принимать решения. Кто-то один. Иначе сила решения будет ослабляться, как при ударе двуручным мечем, когда одна рука бьет вправо, а другая – влево, руки соглашаются с решением, принятым одной головой и бьют вместе. Но решает голова. Одна.
И чтобы принять решение, лучшее из возможных, голове нужно узнать как можно больше. Увидеть. Услышать, Потрогать. Лизнуть. Понюхать. И сделать это быстро. Поэтому глаза, уши, нос и язык находятся на голове, а мы заседаем в одном шатре. Я знаю, что могу быть головой, принимающей решения. Но чтобы стать ей, мне нужны очень хорошие глаза и уши, которые видят народ. Не весь, но хорошо, очень хорошо, какую-то его часть.
И поэтому я спрашиваю вас, старейшие, и вас, войны, которые сейчас важнее остальных, что я должен сделать, чтобы вы поняли, что я – вождь?
– Уже ничего. – спокойно сказал Так. – Если ты на самом деле понимаешь то, что сказал, то ты – вождь. Осталось немного – чтобы народ тебя принял.
– Читали копья? – спросил я охранников.
– Да, вождь. – ответили они хором и смущенно опустили глаза. Я посмотрел на Така, на остальных старейших воинов и развел руками.
– Хорошо, вождь, чего ты хочешь? – надавил в спину суровый старушечий баритон.
Обернувшись, я столкнулся с тяжелым, но добрым взглядом пожилой женщины
– Чего
– В общем-то ничего. – рассеянно сообщил я тусклым зеленым глазам. – Только ничего не делать – скучно. – я посмотрел на вселенских габаритов лень, вытягивающую из запасников памяти многочисленные мягкие теплые лапки, которыми она удерживала несколько тысяч нереализованных замыслов. – Очень-очень скучно. И это правда. – Я поднял на нее глаза. – Я мог бы сказать, что хочу спасти народ, или что хочу доказать своей боевой подруге, что я самый умный и быстрый. Или что не умею ничего, кроме править. Но это неправда. Правда в том, что ничего не делать – скучно. Делать что-нибудь маленькое – тоже скучно. Поэтому я взялся управлять этим народом.
– Эй, Хуш. – окликнула Эрма.
– Что? – повернулся я к ней.
– Ты уже, в конце концов, правишь. Что делать будем?
Небольшой веселые рояль ее недовольства бабахнулся на меня, выбив глубокую задумчивость и неуверенность, что смогу.
– Да, пора. – вздохнул я, и добавил по-русски. – А я-то думал, что третий Воркафт меня минет.
– Так что сначала? – спросил Так, высказав напряженное ожидание шатра.
– Сначала мне нужна карта.
– Первый – пошел! – рявкнул я. Десяток разведчиков прыгнул на один конец рычага. Другой конец взметнулся вверх, подкинув добровольца, дико орущего местный вариант «ура!». Долетев до края крыши, старший разведчик зацепился за него длинным штырем с крюком на конце. Мягко стукнувшись о стену, он взлетел по штырю на стену и встал. Вытащив штырь, он энергично замахал им.
– Хак благодарит тебя за самое веселое, что было в его жизни. – перевел Гром, оставленный мною на адъютантской должности.
– Предай ему благодарность за то, что первым вызвался и за то, что не подвел.
Я повернулся к старшему над разведчиками Ушу, вместе со мной наблюдавшему экспериментальный запуск человека на заваленную пристрелочными мешками крышу замка солнечноков.
– Понял?
– спросил я в широкие плечи под толстым бритым затылком.
– Ага! – прогудел он, не отрываясь от осматривания стены.
– До заката чтобы все были обучены. К концу завтрашнего дня все города пустыни должны быть наши.
Он скептически цыкнул и спросил, повернув ко мне пару десятков шрамов, заменявших ему лицо:
– А что с лучниками, которые будут стрелять по нам сверху?
– То же, что с лучниками, которые будут стрелять снизу. – бодро ответил я. – Приступай учить.
Мимолетно смыслившись с Эрмой, и узнав, что с парашютами все нормально, я посмотрел на тощего старшего война, уже давно переминавшегося с ноги на ногу в десятке шагов.
– Сколько? – рявкнул я в него.
– Двадцать три бочонка. А в одном из подвалов нашли родник этой горючей жидкости.