Отчуждение
Шрифт:
История с севшими аккумуляторами мне совсем не нравилась. Не должны были аккумуляторы так подсесть. Тем не менее это произошло. Но к вечеру я рассчитывал вернуться со взводом на базу, там мы все аккумуляторы за ночь подзарядим, и все будет в порядке.
Спускались мы даже не так быстро, как поднимались. На склоне нам часто попадались какие-то маслянистые пятна, под которыми выгорела трава. Несколько раз такие же пятна встречались на стволах деревьев, на еловых лапках. Я вытащил из кармана, что пристегивается к бронежилету вместо стандартной армейской «разгрузки», перчатки, тоже входящие в комплект оснастки «Ратника», надел их. Вообще-то носить перчатки сейчас было не по сезону. Лето было в разгаре, но перчатки эти предназначены не для того, чтобы пальцы греть. Они для согревания слишком тонкие
Я взял двумя пальцами, большим и средним – сработала привычка беречь палец, которым нажимаешь на спусковой крючок, – сгоревшую маслянистую хвою с еловой лапки, тут же почувствовал ожог. Руку я отдернул и встряхнул, а пальцы тут же потер о землю, вытирая эту самую маслянистость. И только после этого посмотрел на руку. Перчатка на двух пальцах была прожжена. Но ожог, судя по ощущениям, был холодным. Наверное, и травы, и ветки деревьев точно так же обжигало холодом, хотя, сняв перчатку и приблизив ладонь к очередному жирному пятну, я холода не почувствовал. А что за вещество может нести такую низкую температуру, которую перчатки не выдерживают, я не знал. Я знал, что существуют в природе вещества, которые в жидком состоянии дают супернизкую температуру. Кажется, жидкий водород имеет температуру минус двести пятьдесят девять градусов с чем-то. Но жидкий водород и выкипает при небольшом повышении температуры. А сейчас в воздухе было жарко. Любой водород давно бы превратился в пар и улетучился. Что это было, я сказать не мог, поскольку в вопросах криогеники [3] плавал с мастерством топора в бассейне.
3
Криогеника – наука о сверхнизких температурах.
– Внимание всем! – Я поднял руку, показывая свои дырявые перчатки. – Жирные пятна опасны. Это похоже на какую-то ледяную кислоту. Прожигает сразу. Наверное, и подошву прожжет, если наступишь. Под ноги смотреть внимательнее! Если кому-то жить не хочется, предупредите сразу, я помогу. Но советую расставаться с жизнью в привычном земном варианте…
В этот момент справа от меня, метрах в пятнадцати, сначала что-то блеснуло, потом раздался гулкий, но не резкий взрыв, и ввысь, метров на тридцать, устремился сияющий огненный столб. Такой яркий, что, увидишь такой ночью, и на несколько часов ослепнешь. Он даже в дневное время ослеплял. И брызги летели в стороны. Огненные брызги. Но мне почему-то и они казались холодными. Обжигающе холодными.
Я среагировал моментально, как только что-то блеснуло, и еще до момента взрыва дал от пояса автоматную очередь, срезавшую несколько еловых лап. Откуда-то появилась уверенность, что этот яркий огненный столб – вовсе не ответ на мою очередь. Он возник сам по себе, без внешней причины. А если и была причина, то это вовсе не я и не бойцы моего взвода …
Стрелял я от пояса. Обычно у нас во взводе автоматы носят на груди так, что приклад почти примыкает к самому плечу. В такой позиции не требуется терять доли секунды на прижимание приклада в упор. Только ствол куда надо повернуть. То есть два действия заменяются одним. Но у меня велась съемка на «планшетник», который я себе на грудь повесил. И потому автоматный ремень пришлось с шеи снять и нести оружие в руке. Стрелять от пояса я умею, конечно, не так точно, как с плеча, тем не менее неплохо. Причем при такой переноске оружия есть даже свое преимущество – могу стрелять и справа, и слева. Это все, конечно, вопрос тренировки, но я тренировками никогда не пренебрегал, всегда тренировался сначала вместе с солдатами, которых обучал, а в дополнение еще и отдельно с офицерами. И это сказывалось в деле.
Только успел столб догореть и погаснуть, как я шагнул к месту, из которого он исходил. Раздвинул кусты, за ними было скопище камней разного размера. Но ни на листьях, ни на траве, ни на камнях – нигде не было никакого следа нагара. А пламя было такое мощное, словно исходило из сопла двигателя
– Товарищ старший лейтенант! Слева… – подсказали мне по связи.
Я посмотрел в указанном направлении. Слева, на склоне, валялось что-то большое.
– Не подходить никому! – приказал я, а сам направился туда.
Раздвинув кусты, я увидел искореженный профилированный металлический лист. С одной стороны к нему были припаяны какие-то провода и два ящичка с непонятными мне приборами. Определить металл визуально я не смог, но по цвету и внешнему виду это был кусок внешней обшивки космического «монстра».
Я посмотрел на свою целую перчатку, которую еще не снял, и этой рукой потрогал лист. Он был слегка теплый. Но лишь настолько, насколько металлический лист может нагреться на солнце, хотя лист этот лежал не на солнечной поляне, а в кустах, в тени, то есть от солнца скрытый еще и густой хвоей ближайшего дерева. И занесло его сюда, как я подумал, взрывом, когда «монстр» развалился на части. Что его развалило, я знал точно. При взгляде с хребта в ущелье, в том месте, где это позволяли деревья, была видна только большая воронка, медленно наполнявшаяся водой из ручья. Самого «монстра» видно не было. Да и взрыв мы все слышали. Мощный, разрушительный. Чтобы что-то уцелело после такого взрыва… Я, человек военный, даже предположить такого не могу…
Я внимательно рассмотрел лист и даже «планшетник» повертел, чтобы все снять вблизи, под разными ракурсами. Металл меня заинтересовал. Я попробовал согнуть его пальцами – углы поддавались силовому давлению. Тогда я снял с липучек за плечом нож вместе с ножнами, соединил нож и ножны, образовав ножницы. Вообще-то эти ножницы предназначались для обрезки телефонного кабеля или не слишком толстой колючей проволоки. Но я рискнул попробовать порезать лист. Он поддался. Мне требовался совсем небольшой кусочек – для анализа металла, который должны будут провести специалисты военных научных институтов. Я хотел быть полезным отечественной военной науке и потому старался быть аккуратным. Справившись с задачей, я тем же прочным ножом с толстым каленым лезвием отломал оба ящичка, что крепились к листу непонятным образом и недостаточно крепко для армейского ножа. Один из ящичков имел короткий хобот, выходивший наружу. Пришлось и хобот ножом выковырнуть. Убрав все это себе в рюкзак, я вернулся к взводу. В это время в наушниках прозвучал короткий негромкий вызов. Сигнальная лампочка на коммуникаторе показывала, что со мной снова пытается связаться наш начальник штаба майор Ларионов. Не понимает товарищ майор, что мне сейчас не до него! Но субординация есть субординация, и никто ее в армии не отменял.
– Корреспондент Семьсот сорок один. Слушаю вас внимательно, Сто пятнадцатый…
– Как дела, Власаныч? – задал Ларионов совсем уже неуместный вопрос.
– Стараемся, товарищ майор. Рассматриваем…
– А что ничего не сообщаешь?
– У меня вертолета в наличии, товарищ майор, нет. Говорят, на взвод выделять накладно. Не выделяют. А без вертолета мы даже со склона спуститься не успели. Докладывать, кроме несущественных мелочей, нечего…
– Понятно, Семьсот сорок первый, понятно… Повнимательнее там. Я вот что звон… Отставить… Я вот что на связь вышел! У тебя как сейчас финансовое положение? Не в конкретный момент, не то, что ты в кармане носишь, а вообще. Дома, так сказать?
– Как у всех командиров взводов. За звание платят, за должность платят, за командировки платят чуть больше. Но в целом всегда хочется еще. Сказать, что я финансово обеспечен, язык не поворачивается. Каждый месяц до жалованья занимать приходится…
Голос начальника штаба понизился до шепота, но наушники его все равно улавливали и выравнивали до нормальной речи:
– Мы тут тебе приработок хороший нашли… В долю возмешь?
– Сувениры, что ли, с собой принести? – спросил я, вспомнив, как читал в Интернете, что проданных по объявлениям частиц Челябинского метеорита по массе столько, что на добрый астероид хватит. На такой, который нашу планету при столкновении на куски бы разворотил.