Отцы-основатели. Весь Саймак - 4.Заповедник гоблинов
Шрифт:
— Бросьте вы эту цепь! — простонал демон. — Отрубите мне ногу, и дело с концом.
— Он прав, — буркнул Конрад. — Слышите, милорд? Иначе нам его не спасти.
— Ложись на пол! — рявкнул Данкен, поворачиваясь к демону. — И подними повыше ногу!
Демон плюхнулся на пол и задрал ногу. Данкен примерился, как лучше нанести удар. Внезапно кто-то отпихнул его в сторону. Оглянувшись через плечо, он увидел Эндрю.
— Отойди! — крикнул юноша. — Отойди, ты мне мешаешь!
Вместо того чтобы послушаться и отойти, отшельник взмахнул посохом. Многострадальная
— Бежим!
Услышав крик Конрада, Данкен побежал. Следом за ним несся Конрад, а впереди мчался, выказывая изумительную прыть, отшельник Эндрю, осыпаемый проклятьями разъяренного демона, который требовал отпустить его. Едва они выскочили на лестницу, зала с грохотом как бы сложилась внутрь себя; над ней поднялось облако пыли. Эндрю наконец внял требованиям Царапа, и демон теперь уже самостоятельно устремился вниз по лестнице. На лужайке тем временем Мэг боролась с Дианой, не пуская молодую женщину обратно в Замок. За спиной у Данкена, судя по чудовищному раскату, грянулась оземь главная башня.
Данкен бросился к Диане и схватил ее за руку:
— Ты туда не вернешься.
— Катберт, — простонала она. — Катберт!
— Хотела бежать обратно, — проговорила Мэг. — Не знаю, как я ее удержала!
— Все в порядке, — отозвался Данкен. — Мы в безопасности. — Он потряс Диану за плечи. — Пойми, ему уже не поможешь. Катберт мертв. Он разбил себе голову, свалившись с балкона.
Дэниел и Красотка внимательно наблюдали издалека за своими хозяевами и за тем, как рушится Замок. Крошка стрелой несся к лестнице: хвост торчком, уши прижаты.
Грифона Хьюберта нигде не было видно.
Царап подковылял к Эндрю и, склонив голову набок, уставился на отшельника.
— Благодарю тебя, преподобный отец, — сказал он. — Твой посох воистину чудесен.
Эндрю издал такой звук, будто поперхнулся чем-то невыразимо отвратительным на вкус; лицо его исказилось гримасой омерзения, он побледнел и был, казалось, готов повалиться без чувств на землю.
— Я испугался не смерти, — продолжал Царап. — Сомнительно, чтобы я мог умереть. Нет, смерть мне не страшна. Как это ни ужасно, я подозреваю, что бессмертен. Однако если бы Замок обрушился на меня, я бы мыкался под развалинами до тех пор, пока не рассыпались бы в прах сами камни…
— Оставь меня в покое, — выдавил Эндрю, взмахом руки отгоняя от себя демона. — Изыди, мерзкая тварь, я не желаю тебя видеть!
— Ты что, отвергаешь мою благодарность?
— Только ее мне и не хватало. Говорю тебе, изыди! Дай мне забыться.
— Эндрю, — возразил Конрад, — этот калека всего лишь пытается выразить тебе свою признательность. На твоем месте я бы не стал отбрыкиваться. Какая разница, кто он там — демон или не демон? Главное, что он тебя благодарит. И потом, он прав: твой посох и впрямь чудо. Почему ты не сказал нам, что владеешь столь могучим оружием?
— Убирайтесь! — взвыл Эндрю. — Убирайтесь все! Ну что вы вылупились на меня? Рады моему позору?
Он
— Он же спятил, милорд! — воскликнул Конрад.
— Это пройдет, — успокоил его Данкен. — Дадим ему побыть одному.
Диана высвободила руку и взглянула на юношу.
— Со мной все в порядке, — проговорила она. — Я знаю, что случилось. Смерть последнего чародея положила конец волшебству.
Солнце, которое совсем недавно щедро заливало лучами землю, куда-то исчезло. Со стороны реки наползали сумерки. Замок превратился в груду развалин, над которой возвышались две уцелевшие башни. Между ними дрожала в воздухе смутно различимая завеса пыли.
— Смотрите, милорд, — пробормотал Конрад.
Данкен посмотрел туда, куда указывал товарищ, и увидел при свете луны — луны! — что камни магического круга утратили свою величественность: многие из них наклонились под разными углами к земле, перемычки в большинстве своем попадали в траву. Юноша вновь повернулся лицом к Замку. Тот предстал перед ним таким, каким явился глазам путников, когда они выбрались из расщелины, ветер в которой завывал человеческим голосом и все возглашал: «Свято! Свято! Свято!»
— Кончено, — произнесла Диана глухо. — Последний чародей умер, а вместе с ним умерло волшебство.
— Костры, — буркнул Конрад, ткнув пальцем в направлении холмов.
На равнине действительно теплилось множество огоньков.
— Орда? — спросил демон. — Неужели они поджидали нас?
— Вряд ли, — отозвался Данкен. — Злыдням костры вроде бы ни к чему.
— Скорее всего, Шнырки и его банда, — прибавил Конрад.
— Тебя никто не держит, — сказал Данкен Царапу. — Мы не требуем никакой платы за твое освобождение. Так что, если тебе есть куда идти…
— Вы прогоняете меня?
— Нет, — возразил Данкен. — Если хочешь, оставайся.
— А отшельник? Он наверняка будет против. Признаться, я не понимаю…
— Не обращай внимания, — посоветовал Конрад. — Он проветрится и придет в себя.
— Мне некуда идти, — сказал демон. — У меня нет друзей, кроме вас. Возможно, я вам пригожусь. Например, я могу тащить поклажу.
— Оставайся, — повторил Данкен. — Чем дальше мы забираемся, тем диковинней становится наша компания. Так почему бы в нее не затесаться демону?
Внезапно юноша осознал, что под ногами у него уже не бархатистая трава замковой лужайки, а буйное разнотравье, в котором прячутся ямы и бугорки. Где-то вдалеке заухала сова, в холмах раздался тоскливый волчий вой. Луна, которой оставалось всего лишь день или два до полнолуния, светила достаточно ярко, чтобы различить во мраке серебристую ленту реки. Спасены, подумал Данкен, спасены снова, в тот самый миг, когда утратили всякую надежду. Кто мог предположить, что со смертью старого чародея волшебство утратит силу? Катберт совершил самоубийство, намеренно или в припадке безумия; он упал с балкона на каменный пол, и его гибель освободила пленников зачарованного Замка.