Отцы-основатели. Весь Саймак - 5.Исчадия разума
Шрифт:
Зеленоватый свет накалился, стал тошнотно, смертельно зеленым, но разглядеть преследователя никак не удавалось. Трупный смрад усилился до того, что загустел в горле, заполнил ноздри, я попытался избавиться от него, вызвав рвоту, но ничего не вышло, разве что смрад теперь казался еще гуще, еще отвратительнее.
А затем я внезапно увидел его — увидел не слишком четко, чернота древесных стволов дробила контур, разбивала его на куски. И все же я увидел достаточно, чтобы ужас преследовал меня до конца моих дней. Вообразите себе чудовищно распухшую жабу, добавьте к ней чуток стреляющей
На ватных от ужаса ногах, задыхаясь и давясь рвотой, я все-таки попытался бежать — но едва сделал первый шаг, как земля подо мной провалилась и я рухнул лицом вниз. Упал на что-то твердое, ободрал лицо и ладони, да и ударился так, что как минимум расшатал себе зуб. Однако смрад исчез, и зеленоватый отсвет исчез, а когда я с грехом пополам приподнялся, то понял, что исчез и лес.
Поверхность, на которую я свалился, была залита бетоном, и тут меня пронзил новый страх. Что это — взлетно-посадочная полоса? Сверхскоростная автострада?
Длинная бетонная лента уходила от меня вдаль, и я глядел на нее тупо и озадаченно. Да, я очутился на середине автострады, но опасности не было. Не было машин, с ревом мчащихся на меня на сумасшедшей скорости. Вернее, машины были, но ни одна не двигалась. Они просто застыли на бетонном полотне и ни с места.
Глава 17
Потребовалось немало времени, прежде чем я начал что-то соображать. Первым делом я испугался оттого, что стою посередине скоростной автострады. Что это автострада, я понял моментально — широкие бетонные полосы, между ними разделитель, поросший травой, а по бокам вьется прочный стальной забор, ограждающий движение от помех. Потом я отдал себе отчет, что машины, все до одной, замерли без движения, и это был настоящий шок. Одиночная машина, съехавшая с бетона и стоявшая на обочине с поднятым капотом, не представляет собой ничего особенного. Но когда таких машин десятки, это, согласитесь, совсем другое дело. И главное — ни в машинах, ни возле них не было людей, никого не было.
Одни машины, пустые и неподвижные, некоторые с поднятыми капотами, хотя не все, далеко не все. Словно машины в одну секунду вышли из строя и катились по инерции, пока не остановились. И не только те, что поблизости, — точно такая же картина в обе стороны, вверх и вниз по шоссе. Сколько хватает глаз, везде застывшие машины, сжимающиеся в черные точки на отдалении.
И лишь теперь, лишь когда я осознал и кое-как переварил зрелище застывших машин, до меня дошло самое очевидное, то, что следовало бы уразуметь с первого же мгновения. Я снова очутился на моей родной земле! Я больше не был пленником странного мира Дон Кихота и дьявола!
Если бы меня не отвлекли машины, я, наверное, ощутил бы себя счастливейшим из смертных. Но машины озадачили меня так, что все другие чувства на время как бы выключились.
Я подошел к машине, что была ближе всех, и присмотрелся. Дорожная карта и пачка туристских проспектов на переднем сиденье, термос и свитер в углу заднего.
Вторая машина, третья, четвертая. То тут, то там — брошенный багаж, будто хозяева отлучились за помощью в твердом намерении вернуться.
Солнце уже поднялось довольно высоко над горизонтом, утро становилось по-настоящему теплым.
Вдалеке, ближе к горизонту, над шоссе повисла эстакада — тонкая линия, затуманенная расстоянием. Надо думать, там перекресток, и я смогу сойти с автострады. Я пустился в путь в утренней тишине. За забором меж деревьями вились какие-то птицы, но и они молчали.
Итак, я снова дома, сказал я себе, и Кэти тоже, если позволительно верить дьяволу… Но где она? Скорее всего, в Геттисберге, в безопасности у родителей. Только бы добраться до телефона, пообещал я себе, сразу позвоню и выясню все доподлинно…
Я миновал изрядное число замерших машин, но больше не удостоил вниманием ни одну из них. Важно было единственное — выбраться с автострады и найти кого-нибудь, кто объяснил бы мне, что происходит. Наконец мне попался дорожный знак с обозначением «автострада 70», и я разобрался, где нахожусь, — в штате Мэриленд, где-то между городом Фредерик и Вашингтоном. Выходит, лошадка за ночь одолела солидную дистанцию — естественно, в том случае, если география того мира повторяет географию нашего.
На указателе перед перекрестком я прочел название поселка, о котором никогда и не слышал. Втащился наверх, на узкую поперечную дорогу, обнаружил станцию обслуживания, но двери оказались на запоре и вообще все вокруг вымерло. Еще немного, и я очутился на окраине поселка. У тротуаров стояли машины, однако движение замерло и здесь. Я ввалился в первое же заведение, какое мне встретилось, — маленькое кафе, сложенное из бетонных блоков и выкрашенное в болезненно-желтый цвет.
Центр зала занимал большой обеденный стол. Посетителей не было, хоть откуда-то из-за стены доносился звон кастрюль. Стойку украшал большой кофейник, под ним горел огонь, по залу плыл аромат кофе. Я опустился на стул, и в зал немедля вышла неряшливо одетая тетка.
— Доброе утро, сэр, — произнесла она. — Раненько же вы поднялись… — Достав чашку и наполнив ее из кофейника, она поставила кофе передо мной и осведомилась: — Закажете что-нибудь еще?
— Яичницу с беконом, — ответил я, — а если вы дадите мне мелочи, то, пока вы готовите, хотелось бы позвонить по телефону…
— Мелочь-то я вам дам, только толку не будет. Телефон не работает.
— Что, испортился? Может, где-нибудь поблизости есть другой телефон?
— Вы меня не поняли. Не работает ни один телефон. Вот уже два дня, с той самой минуты, как остановились машины.
— Машины-то я заметил…
— Ничего не работает, — пожаловалась она. — Просто не знаю, что с нами будет. Ни радио, ни телевидения. Ни машин, ни телефона. А что прикажете делать, когда выйдут припасы? Ну, яйца и цыплят можно купить у фермеров. Сынишке придется ездить к ним на велосипеде, да это бы ладно, в школе занятия все равно уже кончились. А когда у меня кончится кофе, сахар, мука и все остальное? Грузовиков-то нет. Остановились так же, как и легковые…