Отцы-основатели. Весь Саймак - 7.Игра в цивилизацию
Шрифт:
Анджела поднялась на верхний этаж с предложением мира. Она принесла и поставила на стол кастрюльку.
— Поешьте супу,— сказала она.
— Спасибо, Анджела,— ответил он.— Совсем сегодня забыл про еду.
— А рюкзак зачем, Кемп? Едете на экскурсию?
— Нет, в отпуск.
— И даже мне не обмолвились!
— Я едва-едва надумал, что еду. Вот только что.
— Извините, что я так рассердилась на вас. Все благополучно удрали.
— Так что, Джаспер может выйти из подвала?
— Уже вышел. Он сильно зол на вас.
—
Она села на стул и стала наблюдать за тем, как он укладывается.
— Куда вы собираетесь, Кемп?
— Искать моего пришельца.
— Здесь, в городе? Вы никогда его не найдете.
— Придется порасспрашивать дорогу.
— Какую дорогу? Где вы видели пришельцев, кроме как?..
— Вы совершенно правы.
— Вы сумасшедший! — воскликнула она.— Не смейте этого делать, Кемп! Я вам не позволю! Как вы будете жить? Чем зарабатывать?
— Буду писать.
— Писать? Вы не сможете писать! Вы же останетесь без сочинителя...
— Буду писать от руки. Может, это и неприлично, но я сумею писать от руки, потому что буду знать то, о чем пишу. Мои сюжеты войдут мне в плоть и в кровь. Я буду чувствовать их вкус, цвет и запах...
Она вскочила и замолотила кулачками по его груди:
— Это мерзко! Это недостойно цивилизованного человека! Это...
— Но именно так писали прежде. Все бесчисленные рассказы, все великие мысли, все изречения, которые вы любите цитировать, написаны именно так. Так оно и должно быть во веки веков. Мы сейчас забрели в тупик.
— Вы еще вернетесь,— предсказала она,— Сами поймете, что заблуждались, и вернетесь.
Он покачал головой, не сводя с нее глаз.
— Не раньше чем найду своего пришельца.
— Вовсе вы не пришельца ищете! Что-то совсем другое. По глазам вижу — что-то другое...
Она круто повернулась и стремглав бросилась из комнаты по коридору и вниз по лестнице.
Он продолжал собирать рюкзак, а когда собрал, сел и съел суп. И подумал, что Анджела права. Ищет он отнюдь не пришельца.
Не нужен ему пришелец. Не нужно одеяло, не нужен сочинитель.
Он отнес кастрюльку в раковину, вымыл под краном и старательно вытер. Потом поставил на центр стола, где Анджела наверняка ее увидит, как только войдет. Потом взял рюкзак и стал медленно спускаться по лестнице.
Наконец он вышел на улицу — и тут услышал позади крик. Это была Анджела, она бежала за ним вдогонку. Он приостановился и подождал ее.
— Я еду с вами, Кемп.
— Вы сами не знаете, что говорите. Путь будет далек и труден. Диковинные миры и странные нравы. И у нас нет денег.
— Нет, есть. У нас есть полсотни. Те, что я пыталась вам одолжить. Большего предложить не могу, да и этого надолго не хватит. Но полсотни у нас есть.
— Но вам-то не нужен никакой пришелец!
— Нет, нужен. Я тоже ищу пришельца. Каждый из нас, по-моему, ищет своего пришельца.
Он решительно привлек ее
— Спасибо, Анджела,— проговорил он.
Рука об руку они направились к космопорту — выбрать корабль, который помчит их к звездам.
ГАЛАКТИЧЕСКИЙ ФОНД ПРИЗРЕНИЯ
Я только что покончил с ежедневной колонкой о муниципальных фондах призрения — и ежедневно эта колонка была для меня форменной мукой. В редакции крутилась прорва юнцов, способных сварганить такого рода статейку. Даже мальчишки-рассыльные могли бы ее состряпать, и никто не заметил бы разницы. Да никто эту колонку и не читал, разве что зачинатели каких-нибудь новых кампаний, но, в сущности, нельзя было ручаться даже за них.
Уж как я протестовал, когда Пластырь Билл озадачил меня фондами призрения еще на год! Я протестовал во весь голос. «Ты же знаешь, Билл,— говорил я ему,— я веду эту колонку три, если не четыре года. Я сочиняю ее с закрытыми глазами. Право, пора влить в нее новую кровь. Дал бы ты шанс отличиться кому-то из молодых репортеров — может, им бы удалось как-нибудь ее освежить. А что до меня, я на этот счет совершенно исписался...»
Только красноречие не принесло мне ни малейшей пользы. Пластырь ткнул меня носом в журнал записи заданий, где фонды призрения числились за мной, а уж ежели он занес что-то в журнал, то не соглашался изменить запись ни под каким видом.
Хотелось бы мне знать, как он в действительности заработал свою кличку. Доводилось слышать по этому поводу массу россказней, но сдается мне, что правды в них ни на грош. По-моему, кличка возникла попросту от того, как надежно он приклеивается к стойке бара.
Итак, я покончил с колонкой о муниципальных фондах призрения и сидел, убивая время и презирая самого себя, когда появилась Джо-Энн. Джо-Энн у нас в редакции специализируется по душещипательным историям, и ей приходится писать всякую чепуху — что факт, то факт. Наверное, я по натуре расположен сочувствовать ближнему — однажды я пожалел ее и позволил поплакаться у меня на плече, вот и вышло, что мы познакомились так близко. Потом мы разобрались, что любим друг друга, и стали задумываться, не стоит ли пожениться, как только мне повезет наконец получить место зарубежного корреспондента, на которое я давно уже зарился.
— Привет, детка! — сказал я. А она в ответ:
— Можешь себе представить, Марк, что Пластырь припас для меня на сегодня?
— Он пронюхал очередную чушь,— предположил я,— например, откопал какого-нибудь однорукого умельца и хочет, чтобы ты слепила о нем очерк...
— Хуже,— простонала она,— Старушка, празднующая свой сотый день рождения.
— Ну что ж,— сказал я,— может, старушка предложит тебе кусок праздничного пирога.
— Не понимаю,— попрекнула она меня,— как ты, даже ты, можешь потешаться над такими вещами. Задание-то определенно тухлое.