Отцы-основатели.Весь Саймак - 9.Грот танцующих оленей
Шрифт:
Женщина продолжала возмущаться, но Бентон успокоил ее, и в конце концов посетители ушли.
После этого у него в кабинете побывала Мэри Хансен с ее артритом, Бен Линдсей, записанный на осмотр после операции на сердце, Бетти Дэвидсон с больным горлом, Джо Адамс с поврежденной спиной, Дженни Данкен, которая носила двойню и страшно волновалась по этому поводу.
Последним, уже под вечер, появился Берт Кертис, страховой агент.
— Черт побери, док, — пожаловался он, — Я совершенно выдохся. Конечно, когда устаешь после целого дня работы, это неудивительно, но я чувствую усталость с самого утра. В десять утра я уже как выжатый лимон.
— Вы же небось за столом сидите, — пошутил Бентон, — карандаши
— Да знаю, знаю. Не сыпьте мне соль на раны. Я никогда в жизни не занимался по-настоящему тяжелой работой. Вряд ли кто-то сочтет продажу полисов каторжным трудом. Но самое смешное, что я чувствую себя так, как будто разгружал вагоны. Все мышцы болят.
— И есть, наверное, хочется?
— Странно, что вы задали этот вопрос. Я постоянно голодный. Без перерыва набиваю себе брюхо. Только и делаю, что ем. Никогда со мной такого не было. Всегда трех раз в день хватало.
— Полагаю, у вас спокойный характер.
— Какого дьявола, док? Я пришел к вам с жалобой на постоянную усталость, а вы расспрашиваете меня о моем характере.
— Ну так как? Спокойный?
— Черта с два. Я совершенно расклеился. Никакого терпения. Любая мелочь выводит меня из себя. Деловые люди так себя не ведут. Продолжай в том же духе — и заработаешь дурную репутацию. Адель говорит, что с каждым днем со мной все труднее и труднее.
— А вес как?
— Мне кажется, я поправляюсь. — Кертис похлопал себя по брюшку. — Пришлось проделать на ремне еще одну дырку.
— Сейчас взвесимся и посмотрим, — сказал Бентон, — Вот как мы с вами поступим: возьмем кое-какие анализы. Самые обычные, ничего дорогого. Можно будет сделать их прямо здесь.
— Вы что-то скрываете, док? Со мной что-то не так? Что-то серьезное?
Бентон покачал головой.
— У меня и в мыслях не было что-либо скрывать. Но я не могу даже строить предположения, пока не увижу результаты анализов: уровень сахара в крови и еще кое-какие показатели.
— Вам виднее, док, — сдался Кертис.
— Не волнуйтесь так, Берт. Когда человек приходит ко мне и говорит, что постоянно устает, набирает вес и ни с того ни с сего бросается на людей, я должен разобраться. Это моя работа. Таким образом я зарабатываю себе на жизнь и поддерживаю моих пациентов в добром здравии.
— Значит, это не опасно?
— Скорее всего, ничего серьезного. Какой-нибудь пустяк, с которым можно будет легко справиться, как только мы поймем, в чем суть. А теперь вернемся к анализам. Когда вы сможете прийти?
— Вторник устроит? В понедельник я занят.
— Вторник подойдет как нельзя лучше, — кивнул Бентон, — А теперь становитесь на весы.
Когда Берт ушел, Бентон выглянул в пустую приемную,
— Думаю, на сегодня все, — сказал он Эми, — Отправляйтесь-ка вы домой.
Вернувшись к себе в кабинет, Бентон сел за стол и принялся заполнять историю болезни Берта Кертиса. Усталость, постоянное чувство голода, увеличение веса, мышечные боли, раздражительность — все симптомы, о которых только сегодня днем говорил Эббот. И еще Херб Андерсон. Судя по тому, что рассказала Хелен, у него все то же самое, что и у Берта. Эти двое и еще Тед Браун.
Что за чертовщина? Эббот сказал — «эпидемия». Но неужели три человека на не такой уж маленький город — это уже эпидемия? Однако Бентон отдавал себе отчет в том, что если пороется в историях болезней, то список, вероятно, пополнится.
В кабинете было тихо. Эми ушла, и он остался совершенно один.
С улицы донесся оглушительный рев несущегося мотоцикла. Небось, молодой Тейлор развлекается, подумал он. Когда-нибудь этот парень свернет себе шею. Его уже дважды приходилось штопать, но если он будет продолжать в том же духе, в один прекрасный день врач ему больше не понадобится. Впрочем, уговаривал себя Бентон,
Он беспокоился, слишком беспокоился обо всех в этом глупом маленьком городишке. Каким, интересно, загадочным образом человек ухитряется с годами привязаться к целому городу, взвалить все его заботы на свои плечи? Неужто то же самое происходит и с другими стареющими докторами в других маленьких городишках?
Бентон сдвинул историю болезни Берта в сторону и положил ручку рядом с ней.
Он обвел глазами комнату, переводя взгляд с одного предмета на другой, как будто впервые видел их и пытался запечатлеть в своей памяти. Большинство вещей находились здесь всегда, но он до сих пор не обращал внимания на обстановку, в которой жил и работал долгие годы. Он был слишком занят, слишком занят и озабочен, чтобы замечать детали. Диплом в рамке, с гордостью повешенный на стену много лет назад и уже изрядно засиженный мухами; выцветший и обтрепавшийся ковер на полу (в один прекрасный день, Бог ему свидетель, когда будут деньги, он сменит ковер на новый); обшарпанные весы, придвинутые к стенке, раковина и таз, шкаф, где хранились все образцы, присланные фармацевтическими компаниями для выдачи пациентам (а таких насчитывалось немало), которые не могли позволить себе купить лекарство в аптеке. Не такой кабинет, какой мог быть у врача в большом городе, но такой, какой был у него: кабинет, одновременно служивший и смотровой и процедурной, — визитная карточка семейного врача, вечно стесненного в средствах, не решающегося послать счет, который может обременить и без того небогатых пациентов, пытающегося лечить нуждающихся в консультации специалистов, но не имеющих средств, чтобы оплатить их услуги.
Он стареет, сказал он себе, пока что он еще не слишком стар, но дело к тому идет. Лицо его покрывают морщины, а в волосах уже пробивается седина. Настанет день, когда придется взять в помощь доктора помоложе, который, надо надеяться, сможет вести его практику, когда он сам вынужден будет удалиться на покой. Но пока он всеми правдами и неправдами увиливал от этого. Ему — он отдавал себе в этом отчет — не хотелось лишаться положения единственного врача в городе, хотя он и понимал, что люди вряд ли примут того, кого он возьмет к себе в помощники. Долго-долго еще они не будут принимать никого, кроме него. Пациенты будут отказываться идти к новому врачу и предпочтут дожидаться старого дока. Пройдут годы, прежде чем он сможет передать преемнику сколь-ко-нибудь заметную долю своих пациентов.
У доктора Германа Смита из Спринг-Вэлли есть сын, который оканчивает интернатуру и скоро присоединится к отцу. С течением времени молодой док Смит будет мало-помалу замешать старого дока Смита, пока в конце концов полностью не займет отцовское место, и никаких затруднений не возникнет. Нет, затруднения, разумеется, будут, но незначительные. Вот это, подумал Бентон, идеальный метод преемственности. Но у них с Харриет никогда не было сына — только дочь. Одно время он надеялся, что Эйприл захочет пойти по его стопам. Однако в этом случае тоже не обошлось бы без трудностей: вряд ли в городе благосклонно приняли бы врача-женщину. Трудностей, впрочем, не возникло, поскольку у Эйприл обнаружилась склонность к музыке и переубедить ее оказалось решительно невозможно. Да он и не пытался. Раз уж ей так хочется заниматься музыкой, пусть занимается музыкой. Сейчас она живет в Вене. Ох уж эти дети, подумал он. Им принадлежит весь мир. Сегодня в Лондоне, завтра в Париже, послезавтра в Вене, потом еще бог знает где — и никто не видит в этом ничего необычного. В годы его молодости поездка за сто миль от дома была приключением. Да, если уж на то пошло, он и сейчас редко удалялся больше чем на сто миль от города.