Отцы
Шрифт:
– Смотри, Васечка, как они там хорошо живут, у папы даже есть ящик пива, и никуда не надо уезжать.
Дело в том, что на следующее утро мы с мамой уезжали. Утром ты встала, и стоило только тебе посмотреть на нас, как на глаза тебе навернулись слезы. Ты побежала к куче игрушек в углу, каковая куча осталась от вчерашних деньрожденных игр, раскопала среди игрушек и деталей кукольного домика пластмассовую банку мыльных пузырей, открыла, осталась довольна содержимым, вернулась и сказала:
– Мамочка, у меня от дня рождения осталось полбанки мыльных пузырей. Я хочу подарить их тебе на память. Ты будешь
Мама, принимая подарок, отвела глаза. А ты снова принялась рыться в куче игрушек, извлекла оттуда открытку, на которой изображена была девочка, летающая на самолете, вырвала девочку из открытки, подошла ко мне и сказала:
– А тебе, папочка, я хочу подарить девочку. Она похожа на меня, правда? Всего три недельки осталось, и я к вам приеду.
И мы уехали в Москву. Если бы маме в поезде взбрело в голову запускать мыльные пузыри, я бы помер или уволился с работы.
37
Потом лето кончилось. Ты вернулась с питерской дачи в Москву, и от этого, конечно, разбито оказалось сердце соседского мальчика Гоши. Вы с Гошей знакомы были практически с рождения, однако же по-настоящему сносить башню Гоше ты принялась только в том году, когда тебе исполнилось пять.
В самом начале лета, когда ты только появилась на даче, Гоша, узнав, что приехала его давнишняя подружка, зашел в гости по-соседски и не готовясь совершенно ни к каким эмоциональным потрясениям. Ты, однако же, Гоше потрясение устроила. Едва завидев, что Гоша входит в калитку, ты принялась пристально вглядываться в куст сирени.
– Привет, Варя! – сказал Гоша и поцеловал тебя в щеку, будучи совершенно уверен, что всякому человеку на земле приятны его поцелуи.
– Тихо, – прошептала ты, не шелохнувшись и продолжая пристально вглядываться в сиреневый куст.
– Почему тихо? – Гоша тоже посмотрел в сирень, но не обнаружил там ничего, кроме обыкновенных цветов и листьев. – На что ты там смотришь?
– Тихо, – прошептала ты. – На сову.
– На кого?
– Я, – совсем уже только одними губами произнесла ты, – смотрю на сову, а сова сидит в сирени.
Гоша испугался совы, но подошел к кусту поближе, еще раз вгляделся в куст и тоже прошептал:
– Я ничего не вижу.
– А ты повнимательнее глаза выпучи и сразу увидишь.
Бедный Гоша минут десять выпучивал глаза как мог более внимательно и повторял:
– Ничего не вижу. Ничего не вижу.
Пока наконец ты не сжалилась над своим другом:
– Ну ладно, Гоша. Это я играю, как будто сова сидит в кусте и как будто я ее вижу.
Практического смысла в этой игре не было никакого, а если нет в каком-нибудь занятии практического смысла, то всегда ведь испытываешь эмоциональное потрясение от такого занятия, особенно если занимался им четверть часа, даже и не подозревая, чем именно занимаешься.
В последующие дни упражнения с сиренью продолжились. Ты вынесла из дома акварельные краски и предложила Гоше раскрасить на сирени листья. Гоша, конечно, согласился, особенно когда ты объяснила ему, что лист бумаги и лист сирени – это в любом случае лист, и, следовательно, может быть раскрашен.
Гоша, опять же, был потрясен этаким лингвистическим кунштюком, а ты сказала ему:
– Гоша, я старше тебя на несколько
– Хорошо, – парировал Гоша. – Тогда я буду твоим начальником.
Вы раскрасили на сирени листья, но ночью пошел дождь, и всю краску с листьев смыло. Ты очень расстроилась. А Гоша тебя утешал. Или Гоша расстроился, а ты его утешала. По-моему, у вас была игра такая, что один расстроился, а другой утешает, и смысл игры был в том, чтобы дедушка разрешил расстроенным детям, дабы они утешились, возиться в огромном жбане с водой, где водятся лягушки.
Дедушка не очень-то любил, когда дети возились в жбане с водой, потому что жбан большой, а дети склонялись в жбан так, что из жбана торчали наружу только ноги, и приходилось дедушке время от времени вытягивать из жбана за ноги то тебя, то Гошу, чтобы узнать, не утонули ли.
Но в тот день вы так заморочили дедушке голову своими причитаниями по поводу омытых дождем листьев сирени, что дедушка разрешил вам возиться в жбане. Вы возились самозабвенно часа четыре. В конце концов Гоша поймал для тебя в жбане настоящего лягушонка, посадил лягушонка в банку с песком, цветами и дохлыми мухами. И торжественно вручил, как вручают перстень или колье. Ты была тронута.
А на следующее утро лягушонок сдох, и ты горько плакала. Ты, кажется, впервые поняла, что смерть – это не игра такая, а правда лягушонок сдох. Раньше, когда, например, сдохла у нас кошка, ты говорила, что кошка ушла на свое кошачье небо, и это была как будто история из мультиков или сказок. Но лягушонок сдох по-настоящему. Ты горько плакала. Гоша утешал тебя, без разбору хватая окружающие предметы и пытаясь их все тебе подарить: расческу, конфетный фантик, конфету. Он решил подарить тебе весь мир попредметно.
Видимо, пережитая вместе трагедия гибели лягушонка превратила ваши отношения в настоящую и трогательную любовь. Даже с элементами ясновидения. Утром в день твоего отъезда вы одновременно вышли каждый из своего дома и побежали друг к другу в гости прощаться. Встретились ровно на полдороге. Обнялись и стояли обнявшись. Ты сказала, что вы так и будете стоять обнявшись, пока дедушка не позовет ехать.
38
И я, конечно, очень по тебе соскучился, пока ты была на даче. Настолько соскучился по тебе, что, ничтоже сумняшеся, выразил готовность пробыть с тобой целый день, поскольку у меня был еще отпуск, а у мамы уже рабочий день. За двенадцать часов вместе я понял, что провести с тобой, любимая, двенадцать часов – это застрелиться можно.
Ни свет ни заря ты зашла ко мне в спальню и заявила:
– Мама уезжает. Давай, папа, ты будешь еще спать, а я буду с тобой обниматься и смотреть мультики.
Я потеснился в постели, чтобы ты могла пристроиться рядом. Ты включила видео, забралась ко мне под одеяло и сказала:
– Я в тапках. Это новые красивые тапки со щенками. На одном тапке щенок-мальчик, на другом – щенок-девочка, и зовут их Один, Два.
– Может, все-таки снимешь тапки? – предложил я.
Это было опрометчивое предложение. Опрометчиво было вообще раскрывать рот. Вместо того чтобы принять или отвергнуть мое предложение касательно тапочек, ты вылезла из-под одеяла и села на самый дальний от меня угол кровати: