Отцы
Шрифт:
Поезд будто почувствовал это, двери с шипением захлопнулись, отделяя насовсем его от прошедшего дня.
И Козлов запомнил, как шла мимо перрона, среди ночи, сверкая окнами, электричка, а внутри нее, как в аквариуме, человек, идущий по ее ходу, один, в пустом освещенном вагоне.
И он все смотрел на пробегающие окна и, когда увидел живого человека в конце поезда, поднял для него руку, и тот с готовностью поднял свою. И Козлову так и запомнился этот уходящий поезд с неизвестным проводником с поднятой рукой. И они, эти двое, неизвестные друг другу пожилые и обветренные
Дронов шел вперед по пустому поезду, и двери хлопали за ним, а за окнами раскачивалась ночь.
В следующем вагоне он увидел баяниста. Баянист тоже шел вперед по ходу поезда, перебирая лады. Его мучило и оскорбляло одиночество, дикое отсутствие аудитории, почитателей его таланта. К тому же он крепко выпил, и тоска совсем пригибала его.
Дронов обогнал его, и баян позвал-откликнулся за его спиной.
Дронов оглянулся.
— В Москву спешишь, батя?
— В Москву.
— Гулять едешь?
— Гулять.
Больше баянист ничего не мог придумать и ударил чечетку, прошелся влево, вправо, не спуская глаз с Дронова.
Эх, полна, полна моя коробушка, Есть и ситец и парча…— Эх!.. — закричал Дронов, и баян тут же подстроился под него, а баянист от удовольствия прикрыл глаза.
Пожалей, пожалей, моя зазнобушка, Молодецкого плеча!..Дронов ударил каблуком, свистнул. Он почувствовал себя молодым и сильным, сбросил мешок и пошел на баяниста. Баян плакал. Баянист, счастливый счастьем обретения партнера, таял, закрыв глаза.
Цены сам платил немалые, Не торгуйся, не скупись: Подставляй-ка губы алые, Ближе к молодцу садись!..Опять рванулся свист, застучали каблуки, и пошли друг на друга — Дронов вприсядку, баянист чечеткой. Разошлись, глядя друг на друга влюбленно. Отбили. Отыграли припев.
Эх, легка, легка моя коробушка, Плеч не режет ремешок!..Дронов пел один, пританцовывая, а баянист зорко следил, чтобы вместе, волной, подняться в припеве.
— А всего-о… — протянул Дронов и остановился, развел руками и перешел на речь, и баян завздыхал. — А всего взяла зазнобушка…
Секунды молчания, и оба прыгнули в свою бесконечность, в свою жизнь.
Эх!.. Бирюзовый перстенек…— А-а-а! — кричал поезд. — А-а-а! — И рвался к Москве, разрывая ночь пополам.
Он склонился над телефонной трубкой.
— Я тебя очень прошу… Спасибо!.. Спасибо!..
Дронов повесил трубку, вышел из автомата, тут же, не отходя, достал из кармана бумагу, список дел, которые надо было сделать, развернул ее, просмотрел, порвал и бросил в урну.
Достал платок, отер лицо, шагнул снова в автомат.
Набрал номер. Подождал гудка.
— Мне Новикова Владимира, будьте добры!
Ждал. Смотрел, как на улице подкатила бочка с квасом и стала выстраиваться очередь.
— Новиков Владимир? Здравствуй. Дронов Иван Васильевич тебя беспокоит. Знаешь такого?.. Живу хорошо. Как ты? Много дел? Оставь их, тебе не о них сейчас надо думать… Встретимся, расскажу, что случилось… Погода прекрасная, мне тоже нравится… Никак не можешь?.. К тебе на работу я не хочу приезжать… Я тебе говорю, ты наплюй сейчас на дела, забудь о них! Приветы я не передаю… В шесть? Хорошо… Найду…
Повесил трубку, посмотрел на автомат, ударил ладонью. Зазвенела монета. Дронов достал монету, усмехнулся, бросил ее обратно в автомат — чужого ему было не надо.
Большие электрические круглые часы напротив показывали начало первого.
Его тщательно постригли.
Побрили.
Он положил деньги.
— Это вам.
— Спасибо.
Он остановился перед баней. Безногий инвалид разложил березовые веники.
— Почем товар?
— Полтинник.
Дронов долго перебирал.
— Бери, бери — все хорошие.
— А где ноги, друг, оставил?
— Ноги? Под Курском, на память закопали!
Дронов вытащил трояк.
— Выпей за них и за меня. Дронов меня зовут, Иван Васильевич.
— Дронов Иван Васильевич, запомню. — Вытащил из-под тележки веник. — Возьми этот, до души пробьет!
— Спасибо тебе!
— И тебе — спасибо.
В парной вздыхали и захлебывались от наслаждения.
— А-ах… А-ах! Поддай еще!..
— Парку прибавь…
Дронов встал, поблагодарил:
— Спасибо, ложись ты.
Компаньон растянулся на лавке. Дронов взял в обе руки по венику. Приладился. «Припудрил» спину. «Погладил». Сделал компресс. Оттянул. И пошел наяривать: левой, правой, двумя сразу.
Вышли из парной, прикрывая свои надобности. Вытерлись. Закутались в простыни. Из бидона налили пива. Вытянули залпом. Выдохнули:
— Хорошо!
Еще налили, только пригубили и отставили.
— Хорошо!
Соседи смотрели с уважением.
— Водочки бы сейчас, — сказал компаньон. — Вас как зовут?
— Иваном. Водочки — в самый раз!
— Иваном? А по батюшке?
— Васильевичем.
— Иван Васильевич, может, послать, сбегают?
— Сегодня не могу, — сказал Дронов. — Не имею права! День такой.
Он развернул белое, свежее исподнее белье.
С треском натянул хрустящую от крахмала рубаху. Белую и чистую.
Банщик окликнул:
— Эй, белье забыл!..
Дронов обернулся.
— Оставь себе. Ношено мало.