Отцы
Шрифт:
— А ты уйди. Уйди! Что ж ты не уходишь? Трус!.. Ничтожество. Я думала, ты действительно настоящий мужчина, а тебя, кроме как на девок, больше не хватает. Кто она?
— Кто?
— Твоя «любовь». Фабричная или продавщица? Я знаю твой рабоче-крестьянский вкус.
— Прекрати идиотничать.
— Подлец!
— Не кричи, детей разбудишь.
— Пусть они знают.
— Ну, перестань, перестань. — Он взял ее за руки.
— Не прикасайся ко мне.
— Ларик! Малыш!..
— Я звонила тебе на работу, где ты был?
— Я
— Опять врешь!
Он посмотрел на нее почти снисходительно.
— Иштван приехал. Завтра-послезавтра в гости придет, надо обед подготовить. Светку пригласить. Может, Виктора, пусть рассеется.
— Иштван? — Она понемногу начинала верить и понемногу успокаивалась. — А ты меня не обманываешь?
Он расстегнул портфель, извлек маленький сверток в подарочной бумаге, изящно перевязанный ленточкой.
— От Иштвана…
— Спасибо, — неуверенно сказала она.
— Глупый ты мой. — Он обнял жену, приласкал, поцеловал в щеку.
— Все равно я тебе не верю…
Он взял ее на руки. Понес через комнаты.
— Пусти меня, я не хочу! Пусти!..
Он уложил ее на кровать. Стал целовать.
— Маленькая моя!.. Соскучился по тебе!..
— Что ты делаешь? Свет погаси…
Он погасил свет.
Утром он проснулся.
Жена, разомлевшая, белотелая, породистая, лежала рядом. Ее красивое тело колыхалось в такт дыханию. Он посмотрел на нее и пошевелил брезгливо губами.
Жена зашевелилась, потянулась лениво, приоткрыла глаза.
— Здравствуй, мое солнышко, — сказал он ласково. — Ты проснулась?..
— Не люблю тебя. — Она заворочалась и повернулась спиной.
Не меняя выражения, он сказал так же ласково:
— А я тебя люблю, моя хорошая, спи, отдыхай.
Потом он тщательно и долго делал зарядку. Парень он был крепкий и сбитый.
Стоял под холодным душем.
Ожесточенно растирался полотенцем.
Занимался с детьми. Детей было двое. Юленька, старшая, очень закормленная и очень рассудительная девочка, она занималась музыкой; Никита — тоже сытый, ухоженный ребенок. К обоим он относился равнодушно.
— Покажи, что ты там нарисовал? — попросил он сына.
— Танк.
— Танк… Самолет… Тоже самолет… Этот у тебя нарисован плохо.
— А это американский.
— Ну и что ж? У них хорошие самолеты. Это они умеют… Корабль…
— Ракетоносец, — поправил сын.
— Понятно. А это у тебя кто? Собаки зайца ловят? Травят?
— Травят? — переспросил сын. — Волки. На оленя напали.
— А что ж у тебя олень такой маленький?
— А он в детстве рахитом болел.
— А волки не болели?
Сын хихикнул.
— Нет. Пап, а что Юлька ко мне пристает, рисунки мои трогает.
— Юля, зачем ты к нему пристаешь? Нехорошо, ты старше.
— А пусть он не ябедничает.
— Зачем ты ябедничаешь? Ябед не любят, Никита. И жаловаться никогда не надо.
Вошла мама. Она была хороша. Спокойна.
— Вы готовы?
Дети кинулись к ней, запрыгали вокруг нее.
— Готовы, готовы!
Ехали на машине. За рулем сидел папа. Рядом — Никита. Мама с Юленькой — сзади. Из радиоприемника лилась веселая, бодрая мелодия. У всех было хорошее, воскресное настроение. За окном проносились подмосковные дачные пейзажи.
Дедушка и бабушка шли от дома, растопырив руки.
Внуки, прилежные, чистенькие, нарядные, побежали им навстречу и вручили им подарки.
— Ох ты, мой хороший!
— Девочка моя родная!
Вылизали внучат. Расцеловались с родителями.
— Здравствуй, папа.
— Здравствуй, Володя.
— Здравствуйте, мама.
— Здравствуй, Вова.
Пошли к дому родственной гурьбой. Володя держал тещу под руку, любимую жену — за плечи.
С веранды спускались многочисленные тетушки, родственники и знакомые бабушки, в них Новиков никак не мог разобраться. Тетушки охали, ахали и восклицали, и Новиков никак не мог понять, то ли это из-за «хорошего» воспитания, то ли из-за врожденного идиотизма.
Потом Володя фотографировал их в разных композициях и составах.
Потом он играл со своей женой Ларисой в бадминтон, а старшие накрывали на стол.
— Может, тебе маме помочь? Мама, может, Лариса поможет вам?
— Какой ты заботливый, — сказала жена. — Как тещу любишь.
— Слушай, малыш, ну чего ты портишь такой прекрасный день?
Тесть вышел из глубины дома с каким-то загадочным импортным транзистором. Передавала вражеская волна.
Женщины сразу замахали на него руками.
— Выключи, выключи эту зурну!..
Дедушка даже не посмотрел в их сторону.
— Видал, — сказал он зятю, — как шуруют? Умеют, подлецы, работать, умеют. В любую щелку умеют нос засунуть.
— Элементарщину порют.
— Хе-хе. Не скажи. Слушать надо. Тебе особенно. Врага знать надо.
Прибежали дети. Запрыгали. Ничего не придумали, опять убежали. Дедушка крикнул вслед:
— А какая у нас белочка живет!
— Где, где?
— А вот там… Стали смотреть.
— Как ее подбить? — спросил Никита.
— Зачем ее подбивать, она хорошая.
— Ка-а-ак дать в глаз. Из рогатки ее можно убить? Папа, из рогатки ее можно убить?
Папа посмотрел, прикинул.
— Можно, если маленьким шариком и попадешь. Можно…
— Белка — живая природа, — важно вмешалась Юля. — Ее охранять надо.
— Ее охранять, а тебя подбить. — Никита прищурил глаз, будто целился.
— Правильно Юля говорит, — вмешался дедушка. — Природу беречь надо.
Били в гонг.
— К столу, к столу!
Сидели за столом на веранде в соломенных креслах-качалках. Обед кончился, и все наслаждались беседой, потягивая пиво и соки. Говорила одна из бабушкиных подружек.