Отдай мне сына

Багирова Александра

Купленные свидетели распинались в том, какой я монстр. Прокурор выдавал одну фальшивую улику за другой. А мой адвокат… продажный червь… а другого мне никто бы не позволил взять, лишь разводил руками и предлагал во всем сознаться.

Брать на себя убийство мужика, которого до этого в глаза не видел? Никогда! Вешать на себя тавро убийцы. Не дождутся! Хотя свидетели уже доказали, что я с тем мужиком, оказывается… знался… и поругались мы… и нож у меня в руке видели…

А по факту я нашел его тело, хотел помочь, но меня взяли. И к убитому меня умело так подвели.

Я тогда сопляк был неопытный. Двадцать лет всего стукнуло. Попался в сети Ползунова. Я еще тогда в полной мере не изучил его подлючую натуру.

Хоть к своим двадцати уже за плечами имел колонию для несовершеннолетних. Уже позже я узнаю, что и туда мне папаша помог попасть. И приплатил начальнику, чтобы мне спуску не давали, кошмарили днями и ночами. А я еще голову ломал, за что ко мне такое «особенное» отношение. Вечно отдувался за косяки всего отряда. Но я выжил. Вышел. Пробовал начать новую жизнь. Даже стало получаться… а тут убийство… срок приличный светит…

Но разве это имеет значение, если на меня смотрит голубая бездна?

В этот момент я понял, как рушились целые империи из-за женщин. За этот взгляд… можно все отдать… и никогда не пожалеть…

А и сейчас не сожалею. Я благодарен судьбе, что она была в моей жизни. Пришлось бы выбирать, спокойная жизнь без нее или несколько мгновений в ее объятиях, а потом вечный ад… а несомненно выбрал бы второй вариант. Меня кормят воспоминания, дают силы, и боль о ней… она слаще пустой жизни, в которой я бы не знал Василису…

Я сожалею… не уберег. Сожалею, что никогда не была моя…

Но она подарила мне сына. Нашего сына… Не им, а именно мне. А возможно, еще и дочь выжила… Эх, Васька… просто вернись… предавай… лги… плети свои сети… позволь мне быть в них вечным пленником… Только ЖИВИ!

Я не помню того процесса. Из головы вылетело, что вопреки стараниям адвоката, планировал защищаться. Я был еще наивным юнцом, и во мне теплилась надежда на справедливость. Мне казалось, что мир не настолько жесток. Что люди умеют сострадать, они добрые. И мой отец, пусть он не простой человек, но он любит меня.

Да, после того, как детство я провел в глухой деревне и питался хлебом и водой, под опекой полуслепой бабульки. Я ждал приезда отца, который раз в месяц появлялся, чтобы рассказать мне, какое я ничтожество, как должен быть его боготворить, как заставлял меня часами стоять на коленях и благодарить его. Эх…если бы только это… Ползунов был мастером психологических пыток. Это я в полной мере узнал, когда он все же забрал меня к себе, чтобы через год определить в колонию для несовершеннолетних. Но я не верил, что это он подстроил. Он же мой отец… он хочет добра… он меня любит… Прозрение пришло слишком поздно, когда большую половину жизни я провел за решеткой. Когда чаша горя была испита сполна… Но все же я был счастлив… извращенно, дико, но безумно счастлив. В моей жизни была Василиса…

Перерыв в судебном заседании. Меня уводят из зала. А мне хочется вопить, вырываться, брыкаться…

Все что угодно, только не отнимайте у меня этого взгляда! Прошу! Он мне нужен!

Но

я понимаю, насколько дико и неуместно это выглядит. Я обезумел, но никто и никогда не поймет моего безумия… Моей одержимости неизвестной девушкой, которая продолжает провожать меня взглядом… а я тону в этой бездонной синеве, и уже не могу без нее жить.

Меня запирают в маленькой комнатке. Ставят тарелку с какой-то похлебкой.

Еда? Серьезно? Когда я схожу с ума! Когда у меня перед глазами она?!

Когда открылись двери, я едва устоял на ногах. Прислонился к стене, раскрыл широко глаза и уставился на свое видение. Мое наваждение появилось на пороге. За ней закрывается дверь, и мы остаемся абсолютно одни. Одни! Мог ли я мечтать о таком подарке судьбы!

И при этом я растерян. Стою как истукан. Открываю и закрываю рот. Судорожно подбираю слова. И все кажется неправильным. Что ей сказать? Как начать разговор?

У меня никогда не было проблем с девушками. Всегда легко находил общий язык. Никто не трогал моего сердца. Дамы мне были нужны для развлечений. И хотелось пообщаться как можно с большим количеством. А потом я уходил и не мог вспомнить даже их имен. Они все сливались в одну размытую картину.

А тут я ненавижу себя за нерешительность. Мужик так не может себя вести. А по-другому не получается.

— Чего застыл? — она широко улыбается и подмигивает. А я пропадаю окончательно… от звуков ее голоса. Даже в самых смелых мечтах я не мог вообразить, что женщина может ТАК говорить. Мелодично, с придыханием, едва уловимой хрипотцой, так что сразу в сердце. Ее голос можно слушать вечность, он исцеляет, он лишает воли… но уже ничего и не надо. Только она… вот эта странная женщина…

Таких не бывает!

Но она стоит передо мной.

— Ты кто? — выдавливаю из себя банальность. Делаю шаг навстречу к ней.

Не знаю, как устоял. Сколько сил мне понадобилось, не прижать ее к себе. Прикоснуться к незнакомке стало для меня жизненной необходимостью. Словно в ней уже и была моя жизнь. Одно касание… за него я готов все отдать.

— Василиса, — отвечает широко распахнув свои невозможные глаза.

— Прекрасная… — зачем-то говорю очередную банальность.

— Единственная. Другой у тебя не будет, Никита, — как она произносит мое имя. Настолько мелодично и чувственно, что внутри у меня взрываются миллионы фейерверков. Пусть продолжает говорить мое имя, пусть говорит, что угодно… и смотрит на меня вот так… лукаво, соблазнительно…так как умеет только она… душу гладить, унимать боль, и при этом присваивать себе.

И ведь она была права. Другой просто не может быть.

Подходит ко мне и щелкает по носу. Мимолетное касание. Одно мгновение. А меня подбрасывает от ударов тока. Трясет. Дыхание учащается. Я улавливаю ее запах… сладкая свежесть… Тога я первый раз по-настоящему начал дышать. Я родился именно в тот момент. До нее… это была не жизнь. Я ждал ее, хоть сам этого и не подозревал.

— Ты кто? — снова повторяю. Не могу сформулировать мысль. Ничего не могу. Просто продолжаю на нее смотреть.