Отделенная реальность
Шрифт:
– Нет, этого недостаточно. В и д е н ь е - не так просто, и только курение может дать тебе скорость, которая необходима для того, чтобы уловить отблеск того ускользающего мира. Иначе ты будешь только с м о т р е т ь .
– Что ты имеешь в виду под ускользающим миром?
– Мир, когда ты в и д и ш ь , не таков, каким ты представляешь его себе сейчас. Это, скорее, ускользающий мир, который движется и изменяется. Может быть, можно научиться самому воспринимать этот ускользающий мир, но добра из этого не выйдет, потому что тело разрушается от стресса. С другой стороны, с курением никогда не страдаешь от утомления.
– Хорошо, - сказал я драматически.– Я не хочу больше ходить вокруг да около. Я буду курить.
Он рассмеялся над моим проявлением эмоций.
– Выброси это из головы, - сказал он.– Ты всегда хватаешься не за то, за что следует. Теперь ты считаешь, что простое решение позволить дымку вести себя может дать тебе в и д е н ь е . Нужно еще многое. Для чего угодно всегда нужно еще многое.
На секунду он стал серьезным.
– Я был с тобой очень осторожен, и мои поступки были обдуманны, - сказал он, - потому что мескалито захотел, чтоб ты узнал мое знание. Но я знаю, что у меня не будет времени, чтобы научить тебя всему, что я хочу. У меня будет время только на то, чтобы поставить тебя на дорогу и верить, что ты будешь искать также, как искал я сам. Я должен признать, что ты более упрям и менее восприимчив, чем я. В то же время ты имеешь иные взгляды, и то, какое направление примет твоя жизнь - вещь, которую я не могу предвидеть.
Его рассудительный тон голоса, что-то в его поведении вызвало во мне старое чувство, смесь страха, одиночества и ожидания.
– Скоро мы узнаем, где ты стоишь, - сказал он загадочно.
Больше он ничего не сказал. Немного погодя он вышел из дома. Я вышел следом и стоял перед ним, не зная, то ли сесть, то ли распаковать свертки, которые я привез ему.
– Это будет опасно?– спросил я просто, чтобы что-нибудь сказать.
– Все опасно, - сказал он.
Дон Хуан, видимо, не был расположен говорить мне что-нибудь еще. Он собрал какие-то маленькие узлы, лежавшие в углу, и сложил их в сетку. Я не предлагал ему помощь, потому что знал, если она ему понадобится, то он попросит об этом. Потом он лег на соломенную циновку. Он велел мне расслабиться и отдохнуть. Я лег на свою циновку и попытался заснуть, но я не был усталым. Предыдущей ночью я остановился в мотеле и проспал до полудня, зная, что до дома дона Хуана мне ехать всего три часа.
Он тоже не спал. Хотя его глаза были закрыты, я заметил почти неуловимые ритмические движения его головы. Мне подумалось, что он, пожалуй, поет про себя.
– Поедим что-нибудь, - внезапно сказал дон Хуан, и его голос заставил меня подскочить.– Тебе понадобится вся твоя энергия. Ты должен быть в хорошей форме.
Он приготовил суп, но я не был голоден.
На следующий день, 9 ноября, дон Хуан позволил мне съесть лишь крошку пищи и велел отдыхать. Я лежал все утро, но расслабиться не мог. Я не имел представления, что у дона Хуана на уме, но что хуже всего, я не был уверен и в том, что на уме у меня самого.
Около трех часов дня мы сидели под его рамадой. Я был очень голоден. Несколько раз я предлагал, чтобы мы поели, но он отказывался.
– Ты не готовил смесь уже три года, - внезапно сказал он.– тебе
Дон Хуан так внезапно прервал свои инструкции, что я не знал, что сказать и даже что подумать. Какое-то время я бормотал что-то неразборчивое. Я не мог привести в порядок свои мысли. Наконец, я спросил первое, что пришло мне в голову.
– Кто такой сторож?
– Ты у в и д и ш ь его, - сказал он.– Он охраняет другой мир.
– Какой мир? Мир мертвых?
– Это не мир мертвых и не мир чего-нибудь еще. Это просто другой мир. Нет пользы говорить тебе об этом. Ты увидишь это сам.– С этим дон Хуан пошел в дом. Я последовал за ним в его комнату.
– Подожди, подожди, дон Хуан. Что ты собираешься делать?
Он не отвечал. Он вытащил из мешочка свою трубку и сел на соломенный мат в центре комнаты, инквизиторски глядя на меня. Казалось, он ждал моего согласия.
– Ты дурак, - сказал он мягко.– Ты не боишься. Ты просто говоришь себе, что ты боишься.
Он медленно покачал головой с боку на бок. Затем он достал небольшой мешочек с курительной смесью и набил трубку.
– Я боюсь, дон Хуан. Я действительно боюсь.
– Нет, это не страх.
Я отчаянно старался выиграть время и начал длинное обсуждение природы моих чувств.
Я искренне считал, что боюсь, но он указал мне на то, что дыхание мое не прерывисто, и сердце мое бьется не быстрее, чем обычно.
Я немного подумал о том, что он сказал. Он ошибался; у меня было много физических изменений, обычно связанных со страхом, и я был в отчаяньи. Чувство надвигающегося рока окрасило все вокруг меня. Желудок мой был неспокоен, и я был уверен, что побледнел; ладони мои сильно вспотели, и, тем не менее, я действительно думал, что я боюсь.
У меня не было того чувства страха, к которому я привык за свою жизнь. Страх, который всегда был неразрывно моим, отсутствовал. Я разговаривал, шагая взад и вперед по комнате перед доном Хуаном, который все еще сидел на своей циновке, держа свою трубку и инквизиторски на меня глядя.
Наконец, рассмотрев все это, я пришел к заключению, что то, что я чувствовал вместо обычного страха, было глубокое чувство неудовольствия при одной только мысли о том смешении понятий, которое сохдается при принятии галлюциногенных растений.
Дон Хуан пристально смотрел на меня в этот момент, затем он взглянул позади меня, прищурившись, как будто он старается обнаружить что-то на расстоянии.
Я продолжал ходить взад и вперед перед ним до тех пор, пока он твердо не сказал мне, чтобы я сел и расслабился. Несколько минут мы тихо сидели.
– Ты не хочешь потерять свою ясность?– сказал он внезапно.
– Да, дон Хуан, - ответил я.
Он засмеялся с явным удовольствием.
– Ясность, второй враг человека знания, написана на тебе. Ты не боишься, - сказал он убежденно, - но теперь ты не хочешь потерять свою ясность, и так как ты дурак, ты называешь это страхом.