Отец Александр Мень. Пастырь на рубеже веков
Шрифт:
К сожалению, после литургии отец Александр, как и всякий православный священник, не имел возможности отдохнуть перед исполнением всевозможных треб. Особенно тяжело бывало по воскресениям, когда после исповеди и причастия многих десятков людей служили водосвятный молебен, потом панихиду, а потом приносили на Крещение маленьких детей.
Надо было разговаривать с родителями и крестными, а во время обряда Крещения поднимать на руки маленьких мальчиков, чтобы пронести их через алтарь. (В конце 80–х гг. количество Крещений в нашем храме по воскресеньям достигало нескольких десятков).
Непонятно, откуда у него брались силы. Как-то раз на моё предложение помочь ему поднимать детей он ответил, что когда держит ребёнка на руках, то думает: «Вот таким младенцем был наш Господь на руках своей Матери». Это давало ему силы совершать таинство
Его замученность и боль мало кто мог разглядеть. Отец Александр был человек мужественный, решительный. Одна пожилая монахиня, которая знала его ещё с детства, говорила, что он всегда был человеком твёрдого характера (мне он один раз сказал, что всю жизнь борется со своим авторитаризмом!) Она рассказывала, что была поражена, увидев его первый раз ещё ребёнком. Эта женщина была тогда в подпольном монастыре, руководимым схиигуменьей Марией, а он пришёл в их домик (ему было восемь лет), устроился в углу и сидел там, широко раскрыв глаза, все в себя вбирая. Мальчик, которому всё было бесконечно интересно. Широкий, открытый взгляд. Матушка Мария уже тогда предчувствовала его будущее, называла его в шутку отцом архимандритом («Ну вот наш отец архимандрит бежит!» — говорила она). И очень удивляла монашек тем, что могла часами разговаривать с этим маленьким мальчиком.
Став взрослым, он сохранил детскую непринуждённость и лёгкость. Многие, наверно, помнят его шутки, смеющиеся глаза, и тут же — величавость, благородство осанки, движений, посадки головы; огромный лоб, глубокий сильный голос, сверкающий взгляд. В отце Александре поражало сочетание стремительности (удивительной при его склонности к полноте) с твёрдой поступью, связью с землёй. С людьми же он был так деликатен, так мягок и сдержан, что даже прикасался к ним (например, когда что-то передавал) не просто вежливо, но с необыкновенной бережностью. Как будто он прикасался к драгоценным и хрупким сосудам. С таким благоговением он не обращался даже со священными предметами в алтаре.
Для него было совершенно органично воспринимать каждого человека как нечто священное, как храм Святого Духа. было очевидно, что его отношение к другим людям основывается на чём-то бесконечно большем, чем просто душевное общение. Но такое отношение должно быть у каждого настоящего пастыря. Митрополит Антоний Сурожский говорил: «Мы должны научиться прозревать в человеке образ Божий, святыню, которой мы призваны служить,которую мы призваны оберегать, которую мы призваны привести к жизни и славе… Это должно начинаться с нас самих, но это должно быть обращено к другим». А батюшка писал: «никакие красивые камни не могут заменить истинного храма Божия, который должен созидаться в человеческих сердцах» [30] .
30
Мень А. Вестники Царства Божия. М., 1992, с. 286.
13
Конечно, отцу Александру приходилось окормлять не только интеллигенцию, ведь «большинство его прихожан составляли обычные люди — жители г. Пушкино и окрестных деревень, сохранившие о нём благодарную память» [31] .
У батюшки никогда не было иллюзий относительно мифической чистоты и святости деревенских нравов (о чём иной раз можно прочесть в книгах городских интеллектуалов).
При Советской власти в деревне с каждым годом всё больше распространялись пьянство, хулиганство, сквернословие, испорченность нравов. Обрядовое православие и крещение практически всех младенцев вели к торжеству языческого, корыстного подхода к вере. Некоторые сельские жители одновременно с посещением Церкви практиковали ворожбу, гадание, а иногда и колдовство. Сейчас подобные явления переместились и в города, но прежде это было в основном достоянием сельского быта.
31
Илюшенко В. И. Комплекс Сальери. — В сб.: «Вокруг имени отца Александра», М., 1993, с. 103
Отцу
Но Сам Христос сказал: «Кто имеет уши слышать, да слышит» (Мф 11.15). Слова «да слышит» относятся к тем, кто ищет. Значит надо обращаться к тем, кто ищет. Батюшка полагал, что в действительности ищут очень многие. И хотя было немало людей среди приходящих в Церковь, кто искал не Истины, а самоутверждения или самоуспокоения, отец Александр наперекор всему продолжал «сеять» евангельское слово. Хотя часто зерно падало «на камень» или «при дороге».
Главный контингент православных сельских храмов долгое время составляли пожилые люди, приходившие на службу, в основном, чтобы отдохнуть душой от семейных дрязг. Когда же к отцу Александру стали приезжать люди молодые и городские, неминуемо возник конфликт. Его причиной были недоверие и подозрительность к чужакам. Отцу Александру приходилось всячески сглаживать напряжённые отношения.
Некоторые из его исповедальных проповедей специально посвящены этой проблеме. Сам батюшка легко находил общий язык и с молодыми, и с очень пожилыми людьми. У него были верные и точные слова для любой аудитории. Он мог деликатно указать путь юношам, а через несколько минут найти утешающие, ободряющие слова для пришедшего на исповедь или беседу старика. Это был особый пастырский и просто человеческий дар.
В своих проповедях и исповедях он настраивал пожилых на то, чтобы они приводили детей и внуков в Церковь. Батюшка говорил: «Что тут будет, когда мы все умрём? Храм будет пустой?» То есть он разворачивал их мышление от потребительского отношения к ответственности за Церковь и свой приход.
«Старики, которые всю жизнь прожили, ни о чём не задумываясь, считая, что придёт старость и тогда они заживут духовной жизнью, неправы, — говорил отец Александр, — в старости в человеке работают те самые стереотипы, которые сформировались в молодые годы…»
Многие пожилые люди, несмотря на свой опыт, часто не знают, куда себя девать в почтенном возрасте, потому что не приучены к внутренней жизни… А внешнюю жизнь уже перестали понимать. Вот откуда трагедия отцов и детей, проблемы внутреннего одиночества стариков. Батюшка считал, что только «все великое не имеет временных ограничений. Происходящее во времени и истории, оно приходит к нам, вторгается в нашу жизнь, призывает нас к другой жизни, к вечной жизни здесь и теперь».
Одновременно отец Александр проводил беседы с приезжающими молодыми людьми, сдерживал их неприязненное отношение к вечно ворчащим и осуждающим старикам, призывал терпеть, напоминал, что когда-нибудь и они состарятся. Он старался наладить в приходе взаимопомощь двух поколений. Так, некоторых пожилых, больных, одиноких прихожанок он поручал заботам городской молодёжи, к другим часто приходил домой сам, у третьих, особенно верных ему, даже собирал свои маленькие общины. В результате по прошествии некоторого времени «военное противостояние» между возрастными и социальными группами почти исчезло; хотя всегда оставалось несколько психически нездоровых людей, баламутивших приход, портящих жизнь и батюшке, и всем приезжающим к нему духовным детям.
Среди деревенских прихожан отца Александра мне особенно запомнилось несколько удивительно светлых, скромных и добрых людей. Про одну женщину после её смерти батюшка даже сказал мне, что она настоящая, хотя и анонимная святая. Что же касается грехов сельских прихожан, то отец Александр, обладая огромным опытом пастырской работы, говорил, что не видит качественной разницы между приезжающей в приход интеллигенцией и местными жителями, «только разное оформление» одних и тех же грехов.
Среди тех, кого окормлял батюшка, были и государственные служащие, и коммунисты, но отец Александр никому о них не рассказывал, держал встречи с ними втайне. Батюшка не хотел, чтобы информация о том, что они посещают церковь, вышла наружу. Отец Александр вырос в катакомбной общине и привык к осторожности, всегда имел в виду, что среди прихожан могут быть агенты КГБ. Кроме того, он понимал, что «не всякий человек в состоянии исповедовать свою веру открыто. Тем более, что вера часто бывает зачаточная».