Отец Александр Мень. Пастырь на рубеже веков
Шрифт:
Я спросил его в декабре 89–го года, вскоре после смерти
А. Д. Сахарова, считает ли он возможным для себя этот путь. Мне казалось тогда, что батюшка сможет консолидировать демократическое движение в России. Но, зная его негативное отношение к политике, я был почти уверен, что он ответит отрицательно. И был поражён, когда услышал от него задумчивое: «Да, может быть, мне придётся это сделать».
Если власть это понимала (а популярность отца Александра в стране в то время стремительно росла), его убийство можно считать превентивной мерой тогда ещё тоталитарного режима против нарождающегося
Но правда и то, что отец Александр видел всю беспомощность происходящих в стране политических перемен, поскольку они не сопровождались духовными изменениями в обществе. Он мне как-то прямо высказал свои сомнения в дееспособности нового российского руководства, пришедшего на смену коммунистическим правителям.
Поэтому он вполне мог избрать и другой путь — путь невидимого лидерства и молитвенного предстояния за Россию и Православную Церковь. Этот путь открывается тем, кто сознательно отдаёт себя в жертву за то, что он любит и чему посвятил свою жизнь. Ибо, согласно Слову Божию, зерно приносит плод, когда оно падает в землю и умирает. Важно только, чтобы зерно было созревшим, потому что несозревшее зерно не имеет в себе достаточной силы, чтобы принести плод после смерти.
Путь этот, очевидно, был отцу Александру духовно более близок. Это путь пророков, которые ещё до Христа несли на себе бремя грехов своих братьев. О том, что это возможно, мы с ним однажды говорили по случаю болезни одного прихожанина. Бывало, батюшка вдруг заболевал мгновенно и тяжело; и это всегда совпадало с болезнями его духовных детей. Он как бы брал на себя чью-то беду или чьи-то грехи.
Он говорил в беседе с одним человеком, что готов молиться за любого негодяя. Так мог сказать лишь тот, кто готов понести чужую вину, кто понимает, что такое настоящая христианская молитва за мир. Это опыт великих молитвенников и мучеников.
Известно, что святая Тереза Младенца Иисуса, вымаливая успехи миссионеров–священников, страдала все сильнее и сильнее, приближаясь к своей смерти. Подобное же было и с некоторыми оптинскими старцами. Такие молитвенники, как они, сочетовались Христу, проходя Его путём до конца, и поэтому имели силу и право на дерзновенную заступническую молитву.
Отец Александр был морально готов к этому подвигу. Он несомненно был «созревшим зерном» в Церкви XX века. Ведь созревшее зерно в христианском понимании — это человек, полностью уподобившийся Христу, соединившийся с Ним всецело, это Богоносец и Христоносец, это тот, кто понимает, что Христос в нём живёт реально.
Именно такой человек, желая уподобиться Своему Возлюбленному Господу, может захотеть пройти Его путь и умереть за Церковь, чтобы исполнились самые несбыточные молитвы о её возрождении. Но святость приносит свой плод через кеносис — умаление во всём. Я думаю, отец Александр в своём смирении вовсе не стремился к славе мученика, напротив, он сделал некоторые знаки для Господа, свидетельствующие о готовности продолжать жить и работать.
Так, в начале сентября батюшка высказал мне опасения, никогда прежде ему не свойственные. В воскресение, за неделю до гибели, он попросил меня позвонить его другу, писателю Владимиру Файнбергу (живущему в Москве) и спросить, нельзя ли
Я спросил, зачем ему оставаться у кого-то на ночь, ведь он так плохо высыпается в чужом доме, а у него сейчас огромные нагрузки. И тут отец Александр сказал, что у него около дома есть опасное место — тропинка, идущая через лес, и когда он поздно возвращается с лекций, идти по ней небезопасно, потому что никого и ничего не видно. Я тут же предложил ему организовать ночлег у кого-нибудь другого, хотя бы у себя. Но он отказался, сказав: «Ну что же, пусть будет на все Божья воля». (Тропинка эта и стала через несколько дней местом убийства).
Я, признаюсь, был удивлён его опасениями, потому что помнил, какая нерушимая вера в Божью защиту и помощь была у отца Александра всегда, хотя бы в середине 80–х годов, когда он не боялся никакого КГБ, никаких арестов. На предложения оставить все и уехать за границу — отвечал неизменным отказом. А теперь вдруг такие сомнения… (Теперь-то я знаю: ему было известно, что в это время В. Файнберг отдыхал на море и мог только чудом оказаться в Москве. То есть это была только видимость подстраховки).
На той же, последней в его жизни неделе батюшка дал интервью газете «Эль Пайс», где говорил о наступлении православного фашизма, о том, что засилье «квасных» патриотов и возрождение национализма становится повсеместным. Этот ложный патриотизм наносит непоправимый вред духовному исцелению страны, является ядом для её больного организма.
На такую опасность отец Александр указывал и раньше в своих книгах. Бедствия часто подогревают национальные чувства народа, и тогда патриотизм вырождается в болезненный национализм. Батюшка напоминал о пророках, которые предупреждали против такой подмены.
Так, пророк Иеремия, возвестивший чисто духовную религию, был принуждён Богом вести войну против двух последних кумиров — «идеи национального превосходства и слепой веры в народную святыню». «Пророку была невыносима беспечность служителей алтаря и теплохладность, компромиссы и патриотический вздор, которым они старались замаскировать духовную болезнь нации». «Сострадательнейший из всех пророков, как его называл Григорий Богослов, хотел бы жить в мире со всеми, однако, Бог требовал от него иного». Старец Силуан говорил о таких людях: «Господь душе, которую Он возлюбил, даёт скорбь о народе, чтобы она молилась со слезами».
Само пророческое призвание было для посланников Божиих пыткой, принятой ради спасения других. Когда отец Александр писал эти строки о добровольном крестоношении пророков, он как бы прозревал своё будущее мученичество.
Говоря о духовной связи батюшки с пророками, надо подчеркнуть, что он считал тайну пророков неразрешимой в чисто историческом плане, «если вспомнить, что их учение стояло в оппозиции к религиозному укладу своего времени». Книга о пророках стала центральной в его шеститомнике по истории религии. Ибо отец Александр и сам был приобщён к тайне пророческого служения.