Отец камней

Шепард Люциус

А что, если он и сейчас повинуется воле Гриауля, что, если его направляет Отец камней? Вдруг вместо того, чтобы самому позаботиться о своей участи, он всего-навсего подчиняется дракону, который отвел ему место в очередной комбинации? Что, если он, отвергая общество и

мораль, превращается тем самым в чудовище, в выродка наподобие Лемоса, чтобы затем в конце концов быть устраненным с дороги новым подручным Гриауля? Откуда ему знать? Его внезапная решимость действовать может ведь основываться и на долгом внутреннем процессе взвешивания, обдумывания, быть результатом краха его многолетнего идеализма; исход дела Лемоса стал, вероятно, последней каплей, переполнившей чашу его терпения. Коррогли какое-то время размышлял над всем этим; ему было известно, что подобного рода раздумья, как правило, ни к чему не ведут, но он пытался найти хоть какие-то рациональные объяснения случившемуся, с тем чтобы стряхнуть с себя теперешние заботы и треволнения, перестать анализировать и вдумываться в события. И вдруг он сообразил, что был поставлен перед выбором и принятое им решение действовать освободило его от прежних ограничений и наделило пускай менее достойными, с точки зрения моралиста, зато куда более действенными методами. Какая ему разница, кто кем управляет, кто дергает за веревочки? Рано или поздно человеку следует перестать заниматься только размышлениями, забыть о причитаниях по поводу трудностей существования и начать жить. Вы прилагаете все усилия, чтобы обеспечить себя и тех, кто вам дорог, и надеетесь, что

тем самым поддерживаете свою душу в здоровом состоянии. А если нет?.. Что ж, особо переживать тоже не стоит. К чему терзаться из-за, по сути, ничтожной провинности, если мир, в котором вы живете, пропитан виной буквально насквозь?

Коррогли двинулся в сторону кабачка; шаг его был тверд, он улыбался встречным, поклонился пожилой женщине, что подметала крыльцо своего дома, остановился, чтобы погладить по голове мальчугана, а сам тем временем обдумывал, как ему подступиться к Лемосу, прикидывал, как покарает резчика, воображал, что держит в своих объятиях Мириэль, — словом, позволил себе отправиться в странствие по царству фантазии. В мыслях он даже облачился в мантию судьи, добился всеобщего соблюдения справедливого и непредвзятого закона, исполненного неопровержимой мудрости; посидел на веранде дома на Эйлерз-Пойнте, покатался на белоснежной яхте, потанцевал в ярко освещенной зале; его окружали верные друзья, прекрасные возлюбленные и враги, замыслы которых не были для него тайной. Жизнь, та самая жизнь, что так долго ускользала от него, казалась недосягаемой, теперь приняла его в себя, ошеломила чудесными зрелищами и восхитительными ароматами. Какое ему дело, сказал он себе, до того, кто правит миром, если жизнь сладка и полна удовольствий? Коррогли расхохотался и подмигнул хорошенькой девушке, он замышлял зло, и все, поистине все доставляло ему радость.

Так или иначе, дракон проник в Порт-Шантей.