Отец камня
Шрифт:
Сложность заключалась в том, что Ручеек понятия не имел, какую работу ему надлежит выполнять, а беспокоить кого-то вопросами не хотел. Но если не спросить…
Ладно, нет смысла сидеть и размышлять. Ручеек подошел к лестнице, поставил ногу на вторую сверху ступеньку и почувствовал, как та дрожит под ним. У Ручейка тут же закружилась голова, как будто он долго вертелся вокруг себя, как они играли в детстве — пока кого-нибудь не начинало тошнить.
Ручеек уселся на верхнюю ступеньку. Поручней на лестнице не имелось. Подниматься было довольно легко — он смотрел только на идущую впереди девушку,
Вторая лестница далась ему намного легче, постольку там с одной стороны была стена, да еще и перила вдобавок. Но дом дрожал, не переставая, и Ручеек почувствовал себя в безопасности, лишь добравшись до первого этажа.
Он понимал, что это глупо, что под этим этажом располагался подвал, а значит, он даже сейчас не в самом низу. Но видимо, ему достаточно было находиться на одном уровне с землей. Может, дело было в том, что балки пола лежали на каменном основании, а не на деревянном.
Как бы выяснить, в чем заключается его работа? И чтоб при этом не спрашивать у Жаворонка и не докучать Демвуру? Было ясно, что и лорда Брикеля ему беспокоить не следует.
В конце концов Ручеек отыскал по запаху кухню. Она представляла собой каменную постройку, располагавшуюся за главным зданием, достаточно далеко, чтобы, если вдруг кухня загорится, она не прихватила с собой дом, и достаточно близко, чтобы еда, поданная на стол, еще не успевала остыть, даже после того, как ее при самой холодной погоде пронесут через двор.
Оказалось, что поваров там двое: высокий, поджарый темноволосый мужчина и полная женщина с раскосыми глазами. Ручеек услышал, как мужчина называет ее Каплей — водяное имя, — а она его — Никвизом. Этого слова Ручеек не знал — имя Демвур также ни о чем ему не говорило. Общались повара негромко, и когда Ручеек вошел в высушенную огнем комнату — там было очень жарко, и ему подумалось, что тут и без печи готовить можно, — они продолжили, не обращая на него внимания.
— Готово.
— Соли хватит.
— Попробуй — сама увидишь.
— Старые.
— Но съедобные.
— Отлично.
Если б Ручеек их не видел, он бы вообще не понял, что это разговор, но он наблюдал, как женщина, прежде чем сказать «готово», протягивает мужчине что-то вроде большой ложки, только с дырками в дне, как мужчина трясет этой ложкой над котлом, над которым поднимается пар, и оттуда сыплются белые зернышки. «Соли хватит», — прозвучало после того, как мужчина второй раз встряхнул солонку. «Попробуй — сама увидишь» — заставило Каплю по дороге к своему котлу окунуть палец в котел Никвиза; женщина кивнула, а Никвиз еще раз встряхнул солонкой.
«Старые», — сказала она, взяв пару реп и скептически оглядев их. Никвиз даже не посмотрел в ту сторону — он в этот момент мелко нарезал лук, — должно быть, репу покупал он, поскольку его «но съедобные» прозвучало весомо. Потом Капля подошла к печи и извлекла из нее длинный противень с двумя круглыми буханками. «Отлично» — так она оценила хлеб.
Никто из них
— Если ты явился просить объедки, то нет. Если же пришел красть, я обещаю тебе дизентерию.
— Меня только что приняли на работу, и я пришел спросить, не найдется ли для меня какого-нибудь поручения, — ответил Ручеек. — Меня зовут Ручеек.
— А ты готовить умеешь? — поинтересовалась Капля.
— Готовить всякий умеет, — вмешался Никвиз. — Просто забирайся в печь.
В первое мгновение Ручеек даже не сообразил, что это шутка — Капля даже не улыбнулась, — но потом оба повара не выдержали и затряслись от веселья, вызванного этим предложением.
— Мать никогда не подпускала меня к готовке. И к ножам. Мои сестры…
— Очаровательно, — перебила Капля, но тон ее не был дружелюбным.
— Отправь сову на крышу, — велел Никвиз, — пусть отпугивает птиц и мышей.
И они снова принялись за готовку.
«Я что, должен поймать сову? Или у них тут есть ручная?»
— Глянь на улице, — подсказала Капля, — Ее сбросило во время последней бури.
Ручеек вышел из кухни и обогнул здание почти полностью, прежде чем наткнуться на лежащую у стены каменную сову. Сова была искусно вырезана, а вдобавок еще и раскрашена, чтобы убедительнее пугать мышей и птиц, хотя Ручеек сильно сомневался, что птицы и крысы настолько глупы.
А еще сова была ужасно тяжелой. Ручеек сразу понял: повара решили, что он слишком маленький и не справится с этим поручением.
Но стены дома были каменными до самого верха, включая коньки кровли, а солома была настелена сверху, словно клок сена в кормушке. Сова, должно быть, восседала на коньке — присмотревшись, Ручеек увидел на противоположной стороне крыши вторую сову.
Ручейку пришлось попотеть, пока он поднимался по каменной стене, цепляясь лишь одной рукой, а второй прижимая к себе сову, но управился он вполне успешно благодаря тому, что был босиком. Не прошло и двух минут после того, как он подобрал сову, а он уже спустился. Птица со зловещим видом восседала на коньке крыши.
Ручеек вернулся в кухню.
— Что дальше делать? — поинтересовался он.
— Мы не просили тебя найти сову, — сказала Капля, — Ее нужно посадить на крышу.
— Уже готово, — сообщил Ручеек, — Что дальше?
Капля с достоинством выплыла из кухни — как будто это было делом обыденным. Пару секунд спустя она вернулась и снова принялась за готовку.
— Лопни мои глаза, — наконец подала она голос. — Парнишка, должно быть, умеет летать.
— Спорим, он оставил лестницу снаружи, и там она испортится, — произнес Никвиз.
— Лестницу? — удивился Ручеек.
Плавный танец готовки наконец-то остановился, повара посмотрели сначала на Ручейка, а потом друг на друга.
— Яйца часто бьешь? — обратился к Ручейку Никвиз.
— А разливаешь или просыпаешь что-нибудь? — добавила Капля.
— Не чаще других, — пожал плечами Ручеек, — Я не безрукий, но я не безупречен.
— Нам надо, чтобы ты был безупречен, — разочарованно заметил Никвиз.
— Лучше приставьте меня к работе, которую можно делать не совсем безупречно, — предложил Ручеек.